СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ОCMАНСКОЙ ИМПЕРИИ.
ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ.
РАЗВЕРТЫВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ
БОРЬБЫ АРМЯНСКОГО НАРОДА.
ПЕРЕГОВОРЫ МЕЖДУ В. ПОРТОЙ И АРМЯНСКИМИ ПОЛИТИЧЕСКИМИ ПАРТИЯМИ

Последняя четверть XIX – начало XX вв. в истории Османской империи характеризуются дальнейшим углублением затяжного социально-экономического и политического кризиса и завершением длительного процесса превращения ее в полуколонию европейских империалистических держав. К концу XIX столетия она окончательно перешла в группу «политически, формально самостоятельных, на деле же опутанных сетями финансовой и дипломатической зависимости»^[1] стран Востока.

В указанный период Османская империя оставалась одной из наиболее отсталых стран мира, при этом разрыв между нею и быстро развивающимися капиталистическими государствами еще больше увеличился. Основная отрасль ее экономики – сельское хозяйство – находилось в плачевном состоянии. Его характерной чертой являлось то, что крупное землевладение продолжало сосуществовать с мелким землепользованием, при этом основной формой эксплуатации крестьянства являлась издольщина, что свойственно для полуфеодальной системы землепользования^[2]. В ряде малоазиатских регионов Османской империи в указанный период наблюдалось усиление собственно феодальных порядков. Особенно интенсивно этот процесс проходил в Западной Армении, что было вызвано аграрной политикой султана Абдул Хамида II^[3]. Сохранились также пережитки патриархальных отношений. Вместе с тем, сельское хозяйство страны в конце XIX в. уже в большой степени находилось в зависимости от иностранного капитала. Уровень этой зависимости наглядно характеризует следующий факт: обладая огромными площадями плодородных земель, Османская империя для снабжения столицы и некоторых других городов хлебом была вынуждена ввозить зерно и муку из-за рубежа^[4]. Одновременно, начиная со второй половины XIX в., в сельское хозяйство постепенно проникают капиталистические отношения^[5]. Это в конечном итоге способствовало установлению еще более сильного контроля иностранного капитала над сельскохозяйственной продукцией^[6]. В целом, уровень развития производственных сил в сельском хозяйстве был крайне низок. По выражению турецкого историка Э. 3. Карала, оно находилось «в примитивном состоянии»^[7].

Тяжелым было положение промышленности. По уровню её развития Турция находилась на последнем месте в Европе и на одном из последних в Азии^[8]. В огромной стране было всего несколько десятков небольших заводов и фабрик как государственных, так и частных^[9]. Добывающая промышленность, несмотря на наличие богатых источников сырья, также не была развита. Почти все значительные промышленные предприятия находились в руках иностранных капиталистов или связанных с ними местных компрадоров. Засилье иностранного капитала тормозило процесс промышленного развития страны.

Особенно тяжелое положение сложилось в области финансов. В 1881 г. была создана Администрация оттоманского публичного долга, которая получила монопольное право на получение доходов от 13 видов государственных налогов и пошлины в счет выплаты внешних долгов страны^[10]. Создание этой организации «особенно наглядно» свидетельствовало «о полном превращении Османской империи в полуколонию иностранного капитала»^[11].

Вместе с тем, в конце XIX – начале XX вв. наблюдалось усиление позиций различных слоев буржуазии, инонациональной по преимуществу^[12]. Стал формироваться городской пролетариат, усилились процессы дифференциации среди крестьянства^[13].

В указанный период в Османской империи установился режим крайнего феодально-абсолютистского деспотизма «кровавого султана» Абдул Хамида II. В исторической литературе годы правления этого султана обозначаются как период «зулюма» – деспотизма, тирании, гнета. В эти годы страна была отброшена к самым мрачным временам средневековья. Правление Абдул Хамида было серьезным препятствием для развития всех народов Османской империи.

В последней четверти XIX в. большой размах получила национально-освободительная борьба подвластных народов. В этот период в политической жизни Османской империи и в перипетиях дипломатической жизни вокруг нее важное место начинает занимать армянский вопрос.

Суть армянского вопроса заключалась в восстановлении армянской государственности на исторической территории Армении. Еще в 1877 – 1878 гг. во время русско-турецкой войны армянский вопрос вошел с помощью России в сферу международных отношений. Как восточный вопрос в целом, так и его составная часть – армянский вопрос – стали средством дипломатической борьбы европейских государств для вмешательства во внутренние дела Османской империи и обеспечения своих экономических и политических интересов в ее регионе.

К 1890 г. армянский вопрос начинает занимать во внутренней и внешней политике Османской империи особое место. По словам французского посла Поля Камбона, турки признали, что «восточный вопрос вновь открылся, но теперь со стороны Азии»^[14].

В таких условиях к середине 90-х годов Абдул Хамид еще более ужесточил политику репрессий в отношении армянского народа. Он не только не выполнял своих обязательств по статье 61 Берлинского трактата, но и разработал программу ликвидации армянского вопроса путем истребления армян, результаты осуществления которой исчислялись за 1894 – 1896 гг. в 300 тысяч жертв.

Пример национально-освободительной борьбы народов Балкан, режим жесточайшего произвола и угнетения, ставший нормой поведения султанской администрации, исключительно тяжелое положение армянского населения Османской империи привели западных армян к осознанию необходимости национальной борьбы, в истории которой к 1890 г. происходит поворотный этап, приведший ее к борьбе вооруженной. В результате армянское национально-освободительное движение в Османской империи получило значение военно-политического фактора, который Порте невозможно было не учитывать при решении внутренних и внешнеполитических вопросов.

Если на Сан-Стефанском и Берлинском конгрессах в составе армянских делегаций были в основном представители армянского духовенства, то в конце XIX века их сменяют представители армянских политических партий.

Национально-освободительное движение армянского народа привело к созданию армянских политических партий, которые, вступив на историческую арену в 1885 – 1890 гг., взяли в свои руки знамя освободительной борьбы и разрабатывали освободительные программы, выступая против турецкого владычества. Программа этих партий и методы деятельности были весьма различны, однако в одном вопросе – в вопросе национального освобождения армян – они были едины.

Последняя четверть XIX века в истории Турции занимает особое место не только в связи с переходом национально-освободительной борьбы в новую фазу развития, но и характеризуется рождением в ее общественно-политической жизни политических партий. Характерной чертой политической жизни страны в этот период было то, что правящие круги Османской империи пытались препятствовать политике империалистических держав, стремившихся под видом решения Восточного вопроса к расчленению Османской империи и захвату ее земель. Одновременно они стремились не допустить развития освободительной борьбы нетурецких народов, находившихся в течение веков под их владычеством, воспрепятствовать их национально-освободительной борьбе, стремлению отделиться от Османской империи и на своих исторических землях, на родной земле основать независимые национальные государства. Применяя все средства, правители Османской империи пытались противодействовать как политике европейских капиталистических держав, так и национально-освободительной борьбе нетурецких народов империи Османов.

В отношении к национально-освободительным движениям совпадали основные цели, которые преследовали как господствующие круги империи, так и турецкие политические силы, выступавшие на политической арене как оппозиция. Их общая задача заключалась в сохранении любой ценой целостности и неделимости Османской империи.

Примечателен и тот факт, что если армянские политические партии были созданы в 1885 – 1890 гг., то в те же годы была создана турецкая политическая организация «Единение и прогресс»» ставшая впоследствии партией. Первая ее группа была создана в Стамбуле в 1889 году. Вскоре появились также связанные с этой группой и другие кружки. В результате преследований со стороны Абдул Хамила большое число младотурок перебралось в Европу, где был создан ряд младотурецких организаций. В 1891 г. в Париже эти группы объединились в «Османское общество «Единение и прогресс», члены которого стали называться младотурками ^[15]. Начав свою деятельность в чрезвычайно сложную эпоху, когда в Османской империи развернулась мощная национально-освободительная борьба покоренных народов, которая логически должна была завершиться расчленением завоеванных земель и созданием на них независимых национальных государств, младотурки в своей программе встали сразу же на путь сохранения целостности Османской империи.

В конце XIX – начале XX вв. усилилась национально-освободительная борьба нетурецких народов Османской империи, стремившихся отделиться от Турции и заложить основу для создания независимых национальных государств. Это движение было результатом бурного социального и национального развития, которое нельзя было приостановить никакими силами.

Именно по этой причине младотурки в конце XIX века восприняли выдвинутую еще «новыми Османами» в 60 – 70 гг. концепцию Османизма. Ю. А. Петросян пишет: «Когда в 90-х годах XIX века началась активная пропагандистская деятельность общества «Единение и прогресс», панОсманизм, как идейная концепция, занял в ней ведущее место. Он стал в сущности основой программы младотурок в национальном вопросе»^[16]. Османская империя была ими объявлена для живущих на ее территории мусульманских и немусульманских народов общей родиной. Младотурецкие идеологи стремились с помощью доктрины Османизма достичь того, чтобы эти народы отказались от национально-освободительной борьбы и стремления к созданию независимых национальных государств, объединились с турками в борьбе за создание конституционной монархии. Концепция Османизма была призвана сохранить целостность Османской империи, а в конечном итоге обеспечить ассимиляцию всех народов многонациональной Османской империи. Как в газетах и пропагандистских брошюрах, издававшихся в эмиграции младотурками, так и в ряде исследований современных турецких историков имеется много примеров пропаганды младотурками идей «общей родины» для всех народов империи^[17]. Младотурки утверждали, что они стремятся добиться с помощью режима конституционной монархии «равенства всех соотечественников – турок, курдов, болгар, арабов и армян,»^[18], заявляли, что Османская империя является «достоянием всех Османов – подданных султана»^[19]. Они утверждали, что можно добиться «искреннего единства» всех Османов, объединить их едиными «патриотическими переживаниями»^[20]. Между тем, на страницах газет младотурок сплошь и рядом можно встретить рассуждения об особом положении и роли турок в историческом развитии и современном положении Османской империи^[21]. В публикациях младотурок на рубеже столетий, во всей их пропаганде отчетливо видно стремление противопоставить национально-освободительным устремлениям нетурецких народов эту Османистскую концепцию, добиться с ее помощью отказа от освободительной борьбы. Один из лидеров младотурок прямо говорил, что условием их сотрудничества с «Османам и не-мусульманами» должно быть их признание концепции Османизма, готовность отказаться от своих национальных целей и устремлений, бороться совместно с турками за процветание и прогресс Османской империи^[22]. Конечно, такая перспектива отказа от целей национального освобождения никак не могла устроить нетурецких подданных султана в условиях мощного подъема национальных движений. Не склонны были к этому и армянские политические партии, формировавшиеся в одно время с младотурками. Это обстоятельство было замечено Ю. А. Петросяном, который пишет: «Практика деятельности младотурок после победы младотурецкой революции 1908 года быстро развеяла иллюзии панОсманистской пропаганды. Лидеры партии Единение и прогресс встали па путь открытого национал шовинизма. Так, в 1911 году в резолюции пленума ЦК этой партии прямо заявлялось: «Надо отказать инородческим элементам в праве иметь особые национальные организации... Распространение турецкого языка есть превосходное средство для установления господства мусульман и для ассимиляции инородческих элементов»^[23].

Убедившись впоследствии, что Османизм не в силах предотвратить национально-освободительную борьбу народов Османской империи и подвергнуть их ассимиляции, младотурки приступили к осуществлению политики геноцида, которая, по их мнению, должна была, несомненно, обеспечить целостность Османской империи. Таким образом, первые армянские политические партии возникли и начали свою деятельность в условиях, когда в Османской империи царил деспотический режим «зулюма» султана Абдул Хамила, с которым начали борьбу оппозиционные группировки младотурок. В результате, политическим партиям армян пришлось бороться с деспотизмом Абдул Хамида внутри страны, а также вести борьбу с младотурками, ввиду их отрицательного отношения к освободительным движениям нетурецких народов. Эти два фактора во многом определяли программы и деятельность армянских политических партий на рубеже столетий.

В 1885 году создается первая западноармянская политическая партия Арменакан. В 1887 году основывается армянская партия Гнчак. В 1890 году возникает партия Дашнакцутюн. Эти армянские политические партии были призваны к жизни, чтобы возглавить национально-освободительную борьбу армянского народа, решить армянский вопрос, т. е. восстановить армянскую государственность. Партия Арменакан была создана в Марселе, где с 1885 года начала издаваться газета «Армения». Эта газета, основанная известным общественным деятелем М. Португаляном, на своих страницах обличала антиармянскую политику султанского правительства, турецких пашей и курдских беев^[24]. Центр этой партии находился в Ване. Партия имела свои филиалы в Персии, США, на Кавказе, в Муше, Битлисе, Трапезунде и Константинополе. Однако партии Гнчак и Дашнакцутюн, созданные спустя несколько лет, помешали партии Арменакан получить поддержку провинциальной буржуазии Западной Армении и внедриться в армянскую действительность. «Арменаканы должны были остаться лишь на своей родине, в армянских провинциях Турецкой Армении, в ее сердце – Ване – Васпуракане», – писал один из руководителей этой партии А. Дарбинян^[25].

Какова была цель этой партии в период ее создания, в первый период ее деятельности? В программе партии говорилось об этом так: «Цель партии Арменакан – добиться революционным путем права для армянского народа самостоятельно руководить своей жизнью»^[26]. Партия Арменакан находила, что их работа должна развернуться лишь среди армянского народа, что их «силы не должны быть растрачены на развертывание революционного движения среди соседних с ним народов, ибо мировоззрение, требования и развитие армянского народа существенно отличаются от других народов, что может повлиять на развитие революционного движения, притормозить его»^[27].

Чтобы достичь своей цели, партия Арменакан считала необходимым пробудить народ, дать ему военное образование, приучить к дисциплине, добыть оружие и деньги, организовать военные отряды и подготовиться к общей борьбе, «если этому будут способствовать благоприятные обстоятельства, внешние и внутренние отношения европейских государств»^[28]. Партия Арменакан считала частые и слабые выступления, несвоевременное воодушевление масс вредными, ибо они, с одной стороны, растрачивают революционные силы, с другой – вызывают из-за неудач пессимизм.

Изучение программы партии Арменакан показывает, что первая армянская политическая партия уже выдвигала вопрос о независимости армянского народа, необходимости создания армянской государственности. В то же время, как мы видим, эта партия армянской буржуазии считала необходимым действовать лишь среди армян, исключая сотрудничество с соседними народами, считая, что они еще не готовы к борьбе^[29].

В 1887 году в Женеве создается партия Гнчак, руководители которой находились в тесной связи с народническими группами и плехановцами. Руководство партии Гнчак, «с одной стороны, восторгалось террористической деятельностью народников, мечтая о том, что она перекинется и в Армению, о применении тех же средств в борьбе против турецкого деспотизма, с другой – идеологией марксизма, научные основы которого были так близки им... Это влияние в равной степени отразилось на начальной программе партии Гнчак»^[30].

В том же году основывается центральный печатный орган этой партии – газета «Гнчак». В 1887 году составляется и программа Гнчак, которая была издана в 1888 году.

Партия Гнчак по своей классовой сущности была мелкобуржуазной социалистической партией, но, подвергаясь непрерывной эволюции, она в конце концов остановилась в 1905 году на национальной социал-демократической позиции.

Программа партии Гнчак – довольно интересный документ. Она состояла из программы-минимум и программы-максимум. Исходя из политического и экономического положения западных армян:, в программе минимум делался вывод о том, что для Турецкой Армении необходимо добиться обширной буржуазно-демократической, политической свободы и национальной независимости^[31].

Средством для достижения национальной независимости партия Гнчак считала «революцию, то есть насильственное преобразование, переворот существующей общественной организации в Турецкой Армении. Полем революционно-повстанческой деятельности должна стать Турецкая Армения»^[32].

Появившись на исторической арене как общеармянская партия, Гнчак тем не менее находила, что полем ее деятельности должна быть исключительно Западная Армения. «Сегодня, – говорится в программе, – все армянские революционные силы должны быть направлены исключительно на защиту вопроса турецких армян»^[33]. Эта мысль формулируется в программе партии следующим образом: 1. Самую значительную часть армян, две трети, составляют турецкие армяне. Территория, на которой они живут, самая большая часть родной земли. 2. С помощью 61 статьи Берлинского конгресса вопрос о положении самой значительной части армянского народа уже стал одной из проблем международного права и признан великими европейскими странами. 3. Тяжелое политическое, экономическое и финансовое положение Турции и вытекающая из него ближайшая гибель ее самостоятельного политического существования, чему способствовали частые удары европейских держав, может привести к тому, что Турция будет расчленена и Западная Армения отделена от Турции и попадет под владычество другой страны.

Исходя из этого, партия Гнчак находит, что положение турецких армян в настоящий момент самое тяжелое, а потому борьба за достижение их национальной независимости и политической свободы – основная первоочередная задача всего армянского народа. И только после того, как будет освобождена Западная Армения, обязанностью всех армянских революционных сил станет «продолжение дела освобождения всех армян, освобождение Русской и Персидской Армении от чужеземного ига, создание из этих трёх частей Армении демократической республики, которая станет для всех армян средством для достижения максимальной цели, идеальной общественной организацией социалистического мира, к чему и стремится все человечество» ^[34].

В отличие от партии Арменакан, партия Гнчак считала необходимым «завоевать симпатии разделивших участь армянского народа других народностей – ассирийцев, езидов, курдов и других – к армянскому революционному движению и добиться их содействия в этом деле освобождением всех угнетенных турецким правительством народов»^[35]. И, действительно, партия Гнчак впоследствии пыталась создать союз угнетенных народов, призвать к жизни единый фронт для осуществления своих программных положений.

В своей программе партия Гнчак изложила также основные принципы политики будущей независимой Армении, заключавшиеся в следующем: законодательное собрание избирается народом путем тайного и прямого голосования, предусматривается обширная губернская и общинная автономия, любая общественная должность занимается посредством народных выборов, вводится всеобщее избирательное право, невзирая на положение, состояние и веру, свобода печати, совести, слова, созыва собраний, выборной агитации, всеобщая воинская повинность, гарантируется неприкосновенность личности и имущества и т. д.

Вопросы экономической политики в программе не обсуждались, они должны были быть выдвинуты на повестку дня лишь после достижения независимости. Тем не менее, в программе указывались два пункта – прогрессивная налоговая система и обязательная всеобщая система обучения. Средством осуществления вышеупомянутых задач партия Гнчак считала революцию, народное восстание.

«Полем революционной повстанческой деятельности должна стать Турецкая Армения», – говорится в программе партии Гнчак.^[36]

Революционная деятельность, согласно программе партии Гнчак, заключалась в следующем:

1. Пропаганда. «Цель пропаганды – распространить в народе и в обществе главную идею революции – необходимость независимости и обширной демократической политической свободы для осуществления социальных реформ и преобразований»^[37].

2. Агитация. «Цель агитации – поднять сломленный дух народа, пользуясь любым предлогом и притеснением, поднять его на борьбу с врагом, правительством, против угнетения и преследования. Пользуясь любым удобным случаем, требовать от правительства реформ, отказываться от уплаты налогов, организовывать антиправительственные манифестации и т. д.»^[38].

3. Террор. В программе партии Гнчак важное место занимает аргументация необходимости террора. Этот фактор занимал важное место в процессе практической деятельности партии. Выше мы уже отмечали, что одним из идейных истоков идеологии партии Гнчак было народничество, и неудивительно поэтому, что в ее программе и практической деятельности важное место занимает политика террора. В этой связи необходимо подчеркнуть также, что в первой программе партии Гнчак и в последующих, отредактированных изданиях все больше чувствуется влияние программы российской социал-демократической партии, а после раскола – влияние программных положений меньшевиков. В программе говорится: «Цель террора – защитить народ от притеснений, поднять его дух, революционный настрой, направить его на борьбу против правительства, внушив тем самым веру в успех дела, подорвать мощь и авторитет правительства, внушить ему страх. Чтобы добиться этого, необходимо ликвидировать самых злостных лиц – турок и армян, занимающих высокие административные посты, уничтожить шпионов и предателей»^[39].

Для осуществления вышеупомянутых задач партия Гнчак считает необходимым создание:

1. Террористическо-военной организации, занимающейся исключительно террористической деятельностью.
2. Обширной революционной организации среди крестьян.
3. Революционной организации среди рабочих.
4. Революционно-военной организации как среди крестьян, так и среди рабочих^[40].

Знакомясь с программой партии Гнчак, мы видим, что эта партия боролась за решение армянского вопроса, достижение независимости Армении. Причем, основной задачей для нее был вопрос об освобождении Западной Армении.

Таким образом, как показывают материалы, вторая политическая армянская партия – партия Гнчак – также ставила перед собой задачу отделения от Османской империи и создания на территории Западной Армении независимого армянского государства.

Начав свою деятельность в 1887 году, партия Гнчак уже в 1889 году создала свои партийные организации в Западной Армении. К 1891 году она имела уже в Западной Армении довольно разветвленную сеть организаций.

В 1890 году в Тифлисе была создана партия Дашнакцутюн, которая в момент основания называлась Союзом армянских революционеров. Партия ставила задачу объединения в своих рядах всех действующих в армянской действительности революционных групп и партий, создание единой партии – Партии армянских революционеров.

Переговоры с партией Гнчак, однако, показали, что собрать всех революционеров под одно знамя партии Дашнакцутюн невозможно. Объединение с партией Гнчак не произошло по той причине, что последняя требовала в программе новой партии уделить особое место социализму, провозгласив его конечной целью. Руководители партии Дашнакцутюн не приняли это предложение, объясняя свой отказ тем, что учение социализма может отпугнуть и отдалить от революционной борьбы значительные слои армянского общества.

Как партия Арменакан, так и партия Гнчак сохранили таким образом свое независимое существование и, спустя некоторое время, даже вынуждены были бороться против партии Дашнакцутюн.

Вскоре центром деятельности партии Дашнакцутюн становится Женева, где в 1891 году начинает выходить центральный орган этой партии – газета «Дрошак» («Знамя»).

Спустя несколько лет после своего создания партия Дашнакцутюн становится самой мощной армянской политической партией, с которой не могли не считаться Абдул Хамид и турецкие оппозиционные силы в Османской империи.

Программа партии Дашнакцутюн была принята на первом съезде этой партии в 1892 году. В этой программе не ставился вопрос о Восточной Армении и Персидской Армении. Стержень программы партии Дашнакцутюн – это Западная Армения. В программе под заголовком «Цель» говорится: «Цель армянской партии Дашнакцутюн – добиться путем восстания политической и экономической независимости Турецкой Армении»^[41]. В то же время партия Дашнакцутюн считает необходимым выдвинуть следующие требования:

1. Правящее в будущей свободной Армении народно-демократическое правительство, служа интересам общества, должно быть избрано взрослым населением, невзирая на ценз, на основе равноправного голосования.
2. Право на жизнь и труд.
3. Равенство наций и вероисповедания перед законом.
4. Свобода слова, печати, собраний.
5. Обеспечение неимущих землей и возможностью обрабатывать землю.
6. Установление любых налогов с учетом состояния.
7. Ликвидация всякого рода обязательного и неоплачиваемого труда.
8. Ликвидация воинского налога, установление воинской мобилизации согласно месту и времени.
9. Всячески способствовать интеллектуальному развитию народа, сделать обучение обязательным.
10. Развить народную промышленность, ввести в нее новые формы на общинных принципах, расширить средства экспорта.

11. Укрепить общинные принципы крестьянина, ремесленника, развить те демократические учреждения, которые возникли на армянской земле под воздействием местных и исторических обстоятельств»^[42].

Под заголовком «Средства» в программе говорится о тех средствах, которые должна применить партия Дашнакцутюн для реализации своих целей. Эта мысль сформулирована в программе следующим образом: «Армянская партия Дашнакцутюн для достижения своих целей путем восстания должна организовать революционные группы, которые вступят в яростную борьбу против правительства и тех общих условий, от которых одинаково страдают армяне и другие национальности (айсоры, часть курдов, мирные турки и т. д.)».

Партия Дашнакцутюн считала необходимым вступить в союз с угнетенными народами Турции и единым фронтом выступить против господства Абдул Хамида.

Согласно программе партии Дашнакцутюн, революционные группы должны были применить следующие средства:

1. Пропаганда основных принципов, целей партии Дашнакцутюн и сознательного отношения к революционному делу.
2. Организация боевых групп, их обучение и подготовка.
3. И словом, и делом поднимать революционный дух народа,
4. Использовать все средства для вооружения народа.
5. Вести борьбу и подвергать террору высокопоставленных деятелей, предателей, ростовщиков и угнетателей.
6. Защищать мирное население от нападения разбойников.
7. Разрушать и ограбить правительственные учреждения.

Партия Дашнакцутюн была организована по принципу децентрализации.

Такими были те основные принципы, которыми руководствовалась партия Дашнакцутюн. Как партии Арменакан и Гнчак, так и партия Дашнакцутюн начали свою деятельность как западно-армянские партии, стремясь к отделению Западной Армении от Османской империи и созданию армянского государства, хотя в ее программе говорится об этом очень туманно, что и дает повод для разных противоречивых истолкований.

Основанные в 1885 – 1890 гг. все три армянские национальные партии, как мы видим по их программам, считали своей основной целью отделение Западной Армении от Османской империи и создание независимого армянского государства. Интересен и тот факт, что все три партии выступали как турецкие армянские партии, ставя себе целью освобождение Западной Армении. По сути дела партия Дашнакцутюн в этот период деятельности отличалась от партии Гнчак только в одном важном вопросе. Партия Гнчак выступала как социалистическая партия, а Дашнакцутюн – нет. Именно вопрос об отношении к социализму стал препятствием для объединения этих двух партий.

Таким образом, в Османской империи действовали три армянские политические партии, которые ставили себе целью освобождение Западной Армении и создание независимого армянского государства. Это были первые политические партии Турции. Естественно, что в начальный период формирования этих партий младотурки не обращали на них серьезного внимания. Необходимо было время, чтобы эти партии пустили бы корни в стране, создали свои местные организации, развернули широкую деятельность и повели за собой народные массы, чтобы собственно турецкие оппозиционные силы обратили бы на них внимание. В отличие от них Абдул Хамид, будучи опытным политиком, внимательно следил за процессом создания армянских партий, полагая, что они могут причинить «много беспокойства» Турции^[43].

Национально-освободительная борьба армянского народа в Западной Армении в 1980 году вступила в новую фазу. Хотя в результате русско-турецкой войны 1877-1878 гг. армянский вопрос оказался в сфере международных отношений (в 16-й статье Сан-Стефанского и 61-й статье Берлинского конгресса впервые армянский вопрос нашел правовое выражение в международных отношениях), вместе с этим армяне Османской империи убедились, что нельзя возлагать надежду на буржуазную дипломатию и империалистические державы, что мольбами и слезами вопроса не решить, не добиться истины. Руководитель армянской делегации на Берлинском конгрессе М. Хримян, разочаровавшись в европейской буржуазной дипломатии, предлагал перейти к осуществлению политики «железного черпака», нашедшей в дальнейшем широкое распространение. Суть этой политики заключалась в том, что армянский народ должен добиться свободы лишь силой оружия. Без оружия, без крови, без жертв, говорил М. Хримян, не может быть независимости. М. Хримян описывал Берлинский конгресс и его участников следующим образом: в зале конгресса стоял огромный котел с кашей. Те делегаты, в руках которых были железные черпаки (то есть оружие), взяли свою долю, а те, кто пришел на конгресс с бумажными черпаками (без оружия), ничего не получили и остались ни с чем.

Вернувшись в Армению, М. Хримян со своими единомышленниками стал пропагандировать идею вооруженной борьбы, приводя в качестве примера балканские народы, которые с оружием в руках добились своей независимости. Армянская общественная мысль после Берлинского конгресса пришла к убеждению, что вопрос о Западной Армении можно решить путем восстания, только и только жертвами и кровью. Партии Гнчак и Дашнакцутюн. стремясь решить армянский вопрос, приняли политику «железного черпака».

1890 год был поворотным в истории национально-освободительной борьбы армянского народа. С этого года национально-освободительное движение западных армян входит в фазу вооруженной борьбы. Если вопрос о необходимости вооруженной борьбы после Берлинского конгресса в 1878 году обсуждался как идейный, теоретический, то теперь он становится достоянием народа, его берут на вооружение две армянские политические партии и применяют на практике. Партия Арменакан считала, что вооруженная борьба необходима, однако к ней нужно хорошо подготовиться. А партии Гнчак и Дашнакцутюн фактически вступили в бой без серьезных приготовлений.

18 июня 1890 года в Эрзеруме произошло первое вооруженное столкновение между турецким войском и местным армянским населением. В столкновении были убиты и ранены более 20 армян^[44]. Это столкновение произвело большое впечатление на всех запад ных армян. Всюду царили патриотический ликование. Именно в это время была сложена народная патриотическая песня:

Глас прозвучал на армянских горах Эрзерума.
Сердца армян пробудились от бряцания оружия.
Армянский землепашец, не видевший уже век оружия,
Взял вместо лопаты в руки ружье.

В связи с событиями в Эрзеруме газета «Гнчак» писала: «Большие кровопролитные столкновения в Эрзеруме, волнения в Алашкерте, в Чаршанджаке и Ерзнка, столкновения в Хотрджуре, в Ване... Армянский народ бунтует, он вступает в новый этап, который придает его жизни новый смысл. Мы не можем не признаться, что это явление нас радует. Радует потому, что оно служит доказательством «пробуждения» армянского народа, радует потому, что свидетельствует о том, что армянский народ недоволен создавшимся положением, радует потому, что это – протест против нынешних невыносимых условий, радует, ибо это «пробуждение», это недовольство, этот протест спасут его от бедственного положения»^[45].

Не прошло и месяца после этих событий, когда партия Гнчак 15 июля 1890 года организовала в Стамбуле мирную демонстрацию, которая преследовала следующие цели:

1. Протест против событий в Эрзеруме.
2. Подъем морального духа армян.
3. Привлечение внимания европейских послов к армянскому вопросу.
4. Предъявление петиции партии Гнчак Абдул Хамиду. Было решено заставить патриарха Ашыгяна вручить петицию партии Гнчак Абдул Хамиду.

В демонстрации в Кум-Капу приняло участие 5.000 человек. Это была первая крупная манифестация в Стамбуле, направленная против Абдул Хамида. В петиции говорилось о бедственном положении западных армян и выдвигалась мысль о том, что «армянские губернии должны обладать широкой местной автономией»^[46]. Мы требуем свободы слова, печати, совести, созыва, выборов», – подчеркивалось в петиции^[47]. Под руководством партии Гнчак демонстранты направились к дворцу Абдул Хамида. Их встретили турецкие военные силы, произошли кровопролитные столкновения, были жертвы.

Эта манифестация нашла широкий отклик не только в Турции, но и в Европе. Она способствовала дальнейшему развитию освободительного движения. На одновременно стало ясно, что мирными демонстрациями невозможно решить ни одного вопроса. Необходимо было перейти к политике вооруженной борьбы.

Одним из знаменательных событий этого периода стал так называемый «поход Кукуняна». Группа студентов, обучавшихся в высших учебных заведениях Петербурга, проповедовавших идею вооруженной борьбы за освобождение Западной Армении, 24 сентября 1890 года во главе с Саркисом Кукуняном числом около 100 вооруженных человек перешли границу, чтобы организовать вооруженную борьбу против турецкого правительства. Перешедшая границу группа натолкнулась на конные отряды курдов и регулярные части турецкой армии и вынуждена была отступать^[48]. Однако это было началом всенародного вооруженного освободительного движения. Вскоре Западная Армения была захлестнута мощными волнами освободительного движения. Армянские трудящиеся вступают в гайдукские отряды и с оружием в руках выступают против турецкой тирании.

Демонстрация в Кум-Капу и «поход Кукуняна» произвели большое впечатление на «кровавого султана». После них и последовавших затем освободительных выступлений Абдул Хамид, как писал впоследствии в своих мемуарах его личный секретарь Тах-син-паша, принял решение проводить в отношении армян «жесткую» политику^[49], ^{[как будто до этого его политика была мягкой!? – M. К.]}. Результатом этой «жесткой» политики и явились организованные им спустя несколько лет массовые погромы мирного армянского населения, преследующие цель физического уничтожения армян^[50]. Не случайным является также то обстоятельство, что именно в ноябре 1890 года было объявлено о создании курдской воинской части, ставшей основой полков иррегулярной курдской конницы хамидие^[51], использовавшейся турецким правительством для осуществления кровавой резни армян Западной Армении. Отметим, что и современные турецкие историки вынуждены признать, что хамидие были созданы с целью борьбы с, как они пишут, «деятельностью армян» в Восточной Анатолии^[52]. Именно в том же 1890 году Абдул Хамид отдал приказ произвести одновременно во всех армянских церквах тщательные обыски^[53].

Однако, несмотря на принятые турецкими властями мерк, в короткий период движение гайдуков переживает большой подъем. Своими боевыми подвигами руководители движения гайдуков завоевали любовь и симпатии народа.

В летописи борьбы западных армян против турецкой тирании важное место занимает героическая битва в Сасунс в 1894 году. Три месяца, с июня по август, сасунцы с оружием в руках боролись против турецких регулярных войск и вооруженных курдских банд. В неравной битве сасунцы потерпели поражение. Погибло около 10 тысяч человек. Многие руководители движения были замучены. Массовые погромы сасунцев прекратились лишь в начале сентября. Не удалось осуществить разработанный план – героическую Сасунcкую битву превратить в начало общенародной вооруженной борьбы. Но несмотря на поражение Сасунского восстания и массовые погромы, оно, как и движение гайдуков, имело историческое значение в жизни западных армян.

Борьба западных армян и массовые погромы нашли большой отклик не только в Турции, но и во всем мире. Передовое человечество подняло голос протеста в защиту вставшего на борьбу армянского народа, против политики истребления армян Абдул Хамида.

Послы великих держав в Константинополе по поручению своих правительств потребовали отправить в Сасун специальную комиссию для расследования на месте обстоятельств армянских погромов. В составе комиссии в качестве наблюдателей были представители России, Англии и Франции. На заседаниях комиссии было допрошено около 190 свидетелей-армян, турок и курдов, показания которых полностью подтвердили политику массовых погромов армян, осуществленную по указанию Абдул Хамида.

Подробно ознакомившись с тяжелым положением западных армян и с материалами о зверствах войск хамидие, представители европейских стран пришли к выводу о необходимости проведения «коренных преобразований в администрации вилайетов»^[54]. Обеспокоенный опасностью вмешательства европейских стран, Абдул Хамид заверил послов, что он лично создал комиссию для составления проекта реформ. Не поверив обещаниям султана, представители трех стран в апреле 1895 года вручили ему проект реформ, в котором предлагалось «для проведения реформы назначить Верховного комиссара и создать постоянную экспертную комиссию для принятия жалоб и поддержания связи с посольствами»^[55]. Однако Порта не торопилась с проведением реформ, и, как это видно, стремилась и на сей раз выиграть время, чтобы реформы оставить лишь на бумаге. По сути дела созданная султаном комиссия ничего существенного не проделала для коренного решения армянского вопроса.

25 июня 1895 года в письме, отправленном русскому послу Нелидову, 475 жителей Шабин Караисара отмечали, что подобные реформы для них не новость и каждый раз, связывая с ними какие-то надежды, они бывали разочарованы. Всем известно, что турецкое правительство, пренебрегая своими же законами, всегда руководствовалось в своей политике варварскими методами. «Вновь поручать осуществление программы армянских реформ его султанскому величеству, – писали они, – не насмешка ли это над нами? Для нас уже ясно, что раны наши ещё не зажившие, пуще будут кровоточить, с одной стороны, экономический кризис, с другой – гонения и невероятные муки окончательно доконают нас...»^[56].

Послы России, Англии и Франции в Стамбуле параллельно с турецкой комиссией были заняты разработкой программы реформ. 11 мая 1895 года этот проект вместе с меморандумом был вручён Абдул Хамиду. Майский проект реформ состоял из 13 глав и 40 статей. Согласно этому проекту в шести вилайетах Западной Армении (Эрзерум, Ван, Битлис, Диарбекир, Харберд, Себастия) должны были быть проведены административные, судебные и финансовые реформы, которые положили бы конец политике истребления армян турецким правительством и обеспечили бы неприкосновенность жизни и имущества армянского народа. Правительства держав предлагали султану установить контроль Европы над выборами и деятельностью вали. В то же время они настаивали на необходимости участия в составе жандармерии всех слоев общества.

13 июня 1895 года Порта отклонила предложение послов об установлении контроля со стороны Европы над выборами и деятельностью вали, считая, что это нарушает суверенитет Османской империи. 2 августа султан вручил послам великих держав свой проект реформ. Он был составлен с такой неопределенностью и настолько был лишен всяких гарантий, что вызвал недовольство как армянского населения, так и великих держав. А. И. Нелидов писал министру иностранных дел Лобанову-Ростовскому, что по общему мнению Англии, Франции и России ответ султана равен нулю. С этого времени Англия переходит к осуществлению политики угроз по отношению к султану: «Лорд Солсбери, – писал министр иностранных дел Франции Анато, – считает дипломатическую фазу конфликта оконченной и предлагает переход к действиям принудительным»^[57].

15 августа 1895 года Солсбери выступил в парламенте с гневной речью, нападая на султана. «Подчеркивая полную солидарность Англии, Франции и России в армянском вопросе, он заявил, что независимость Турции базируется на желании великих держав сохранить эту независимость, но политика Великой Порты по отношению к армянам может заставить Европу отказаться от помощи Турции в защите искусственного существования турецкого государства»^[58].

Заявление Солсбери о солидарности трех государств не соответствовало истине. По армянскому вопросу между тремя государствами возникли серьезные разногласия. Франция и Россия выступили единым фронтом против Англии, взяв под свое покровительство Турцию. Началась дипломатическая борьба как вокруг решения Восточного вопроса, так и вокруг армянского вопроса.

Убедившись в серьезности разногласий, существующих между тремя державами, Абдул Хамид стал более активно проводить политику массового истребления армян. Произошли погромы в Константинополе, поводом для которых послужила мирная демонстрация, организованная армянами с 30 сентября по 2 октября и требовавшая нормализации их жизни.

В демонстрации, которая была организована партией Гнчак, принимало участие около 4.000 человек. Демонстранты требовали осуществить «майские реформы». Одновременно партия Гнчак заранее уведомила посольства европейских стран о мирном характере демонстрации и предупредила, что вмешательство войск может привести к тяжелым последствиям, ответственность за которые целиком ложится на Османское правительство. Экземпляр этого заявления на турецком языке был отправлен председателю верховного суда и прокурору^[59].

Узнав о готовящейся демонстрации, турецкое правительство начало военные приготовления. Турецкие войска напали на мирных демонстрантов – начался погром по всему городу. Было уничтожено около двух тысяч армян. Демонстранты оказали сопротивление. Были жертвы и со стороны турок^[60].

Политика истребления армян принудила послов трех государств обратиться к султану с требованием немедленного осуществления реформ. Одновременно послы шести европейских стран (Россия, Англия, Франция, Австрия, Германия и Италия) представили Порте коллективную ноту, привлекая ее внимание к происходящим в столице событиям и отдали приказ капитанам сторожевых судов отдалиться от берега в безопасную зону. Эти мероприятия европейских стран вынудили Абдул Хамила 20 октября 1895 года утвердить опубликованный Портой документ о проведении реформ.

Однако эти реформы, как и другие многочисленные решения, не были осуществлены. Преследование армян продолжалось. Как следствие этих преследований, по всей Западной Армении начались антитурецкие выступления. За героической Сасунской битвой, привлекшей к себе внимание европейских стран, последовало Зейтунское восстание.

Зейтун всегда был крупнейшим центром армянского освободительного движения. В этот период население Зейтуна, не выдержав варварской политики турецких погромщиков, решило с оружием в руках выступить против турецкой тирании и защитить свои права. 12 октября 1895 года было созвано собрание руководителей восстания, на котором было решено выступить против турецкого правительства и добиться экономической и политической свободы. Восстанием руководило несколько известных деятелей партии Гнчак.

Узнав о решении зейтунцев, правительство решило посредством ложных переговоров выиграть время и направить к Зейтуну новые подразделения регулярных войск. Зейтунский гарнизон получил пополнение. 15 октября произошло первое столкновение мятежников и регулярных войск. После яростного боя войска гарнизона сдались восставшим. Над казармой взвилось красное знамя восставших, на котором было написано «Независимый Зейтун».

19 октября было создано временное революционное правительство Зейтуна. Был создан также революционный совет, состоявший из 20 человек. Официальное руководство восстанием принял член партии Гнчак – Агаси, который подписывался под официальными документами – «Председатель Зейтунского независимого правительства»^[61].

За подписью «председателя независимого Зейтунского правительства» Агаси вышло в свет воззвание, обращенное к мусульманскому населению с призывом объединиться с армянами в борьбе против произвола турецкого правительства. Зейтунское восстание принимало все больший размах. Турецкое правительство было вынуждено перебросить в Зейтун тридцатитысячное войско, которому помогали почти такой же численности нерегулярные войска. Ценою больших жертв после кровопролитных боев турецкой армии удалось окружить охваченные восстанием сельские районы и осадить город Зейтун. В начале декабря началась 49-и дневная героическая оборона Зейтуна. Все усилия турецких войск захватить Зейтун не увенчались успехом. По сути дела восставшие четыре месяца на глазах всего мира, без какой-либо помощи сражались против турецких регулярных войск. За четыре месяца восставшие армяне потеряли около 3,5 тысяч человек, а турки – около 20 тысяч солдат. В этот период резко обострились отношения Турции с Грецией. Греческие войска уже стояли у границ Турции. Пятая турецкая армия должна была отойти от Зейтуна, чтобы направиться к греческой границе,

В таких условиях Порта с радостью пошла навстречу посредничеству европейских послов в Стамбуле и армянского патриаршества и выразила свое согласие, чтобы консулы в Алеппо от имени своих стран взяли на себя роль посредника между мятежниками Зейтуна и турецким правительством. Командующий турецкими войсками Этхем-паша получил приказ о прекращении военных действий.

В конце декабря зейтунцы получили телеграмму консулов Алеппо, которая стала свидетельством неоспоримой победы над правительством. В Алеппо была отправлена ответная телеграмма, в которой восставшие выражали свое согласие с посредничеством консулов между правительством и зейтунцами.

В конце января 1896 года в турецкую ставку прибыли русский, английский, французский и итальянский консулы – Якиманский, Гарнхайм, Бартелеми и Энрико Витто. Немецкий и австрийский консулы не прибыли. Их представлял итальянский консул. Переговоры начались под председательством Витто.

Зейтунские делегаты отвергли условия турецкого правительства, которые диктовались с позиций победителя, и потребовали перемирия и общей амнистии, христианского правителя для Зейтуна и реформ во всех армянских вилайетах. Турецкая сторона вынуждена была пойти на уступки. 30 января между повстанцами Зейтуна, турецким правительством и представителями шести государств было подписано соглашение, согласно которому всем повстанцам даровалась амнистия. В Зейтун назначался христианский правитель, предпочтение в полиции и в других должностях отдавалось зейтунцам. Турецкая армия должна была покинуть Зейтун, оставив там лишь войсковую часть. Аннулировались все бывшие долги зейтунцев. Контроль за выполнением условий договора возлагался на консулов великих держав. С этой целью в Мараше должны были быть созданы их консульства.

В тот же день долгий перезвон колоколов церквей Зейтуна возвестил о победном окончании восстания. Зейтунское восстание 1895 года было венцом национально-освободительной борьбы западных армян. В тяжелейших политических условиях Турции зейтунцам удалось завершить свою борьбу победой. Европа еще раз убедилась в том, что армянский народ не сложит оружия, пока не добьется осуществления своих целей. Размахом этого героического восстания была потрясена не только Европа, но и Турция. Причем были застигнуты врасплох и Абдул Хамид, и оппозиционные младотурецкие силы. Им стало ясно, что нельзя не считаться с армянскими политическими партиями и общественно-политическими силами.

В тот же период произошло новое героическое событие в национально-освободительной борьбе армянского народа в Западной Армении. В конце 1895 – начале 1896 гг. в Ване и его окрестностях турецкое правительство сосредоточило воинские части для организации массового уничтожения местного населения. В ответ, с целью организации самообороны армян Васпуракана, в городе и его окрестностях были организованы отряды гайдуков. Из Персии в Ван прибыло несколько вооруженных отрядов гайдуков. В квартале Вана – Айгестане, было созвано чрезвычайное собрание, на котором было вынесено решение о борьбе объединенными силами до последней капли крови. Ван превратился в военный лагерь. В Ване сосредоточились также крестьяне из соседних деревень. Лишенное необходимых продуктов и боеприпасов, армянское население Вана героически сражалось против турецких войск.

Великие державы молча наблюдали за этой неравной борьбой, довольствуясь лишь бесполезными рассуждениями. В таких условиях, естественно, восстание в Ване было обречено. Исходя из создавшейся ситуации, из-за нехватки оружия и продуктов, руководители самообороны решили принять условие султанских властей о прекращении сопротивления и об уходе руководителей восстания и отрядов гайдуков в Персию. Турецкая сторона обещала также не принимать мер наказания по отношению к повстанцам и их руководителям.

Однако руководство турецких вооруженных сил не сдержало своего обещания. Руководители восстания, отряды гайдуков и безоружные крестьяне, около полутора тысяч человек, были окружены по дороге из Вана в Персию преследовавшими их турецкими войсками. В неравном бою погибла большая часть армян. Только небольшим группам удалось, сопротивляясь, отступить к горам.

После ухода руководителей восстания и вооруженных отрядов из города турецкие солдаты вместе с вооруженными курдскими башибузуками вторглись в Ван и устроили массовый погром местного населения. Огне и мечу были преданы также окрестные сёла.

Около 20 тысяч человек стали жертвами этой июньской трагедии. Были ограблены и сожжены почти все церкви Васпуракана, уничтожено большое число ценных рукописей. Многие армяне были насильственно обращены в ислам. Затем началась депортация. Огромные группы армян оставляли свои родные края и перебирались в другие страны. В результате политики Абдул Хамида, направленной на истребление армян, в стране резко сократилось число армянского населения^[62]. Кровавая антиармянская политика Абдул Хамида вызвала протесты находившихся в эмиграции некоторых младотурецких деятелей. Характерна в этом отношении статья «Армяне и турки», помещенная в газете «Мешверет» за подписью Ахмеда Ризы. В ней автор пишет, что невозможно найти оправдание «армянской резне»^[63]. В другой статье Ахмед Риза отмечал следующее: «Армяне, как и мы, страдают от настоящего режима. Это неоспоримо. Их страдания – это наши страдания»^[64]. Вместе с тем младотурки выступали против «насильственных действий» армян, то есть отрицали их право на самооборону^[65].

Но борьбу, получавшую всё больший размах, невозможно было задушить. Она уже превратилась в довольно мощный национально-освободительный фактор, имеющий также военное значение. Этот фактор нельзя было отныне игнорировать при решении внутренних и внешних проблем Османской империи. Важно и то обстоятельство, что армянский вопрос уже рассматривался в Европе в сфере международных отношений не как «бумажный черпак» отца Хримяна, а в свете вооружённой борьбы западных армян.

Этим и объясняется предложение министра иностранных дел Австро-Венгрии Голуховского, сделанное от имени его правительства странам, подписавшим Берлинский договор, – ввести от каждой страны несколько кораблей в пролив, «не обращая внимания на протесты и сопротивление Оттоманской империи», чтобы покончить с беспорядками и обеспечить нормальную жизнь.

Царское правительство усмотрело в этом предложении попытку вмешательства великих держав во внутренние дела Османской империи и отклонило его. Отказ русского правительства мотивировался тем, что «столь чрезвычайные меры не вызывались потребностью и отнюдь не могли бы обеспечить порядок в тех провинциях, где главным образом происходило избиение христианского населения»^[66]. В качестве контрпредложения А. И. Нелидов предложил «дать в распоряжение посольств несколько сторожевых судов, личный состав которых представлял бы значительную военную силу, который мог бы предотвратить взрыв мусульманского фанатизма и обезопасить жизнь и имущество европейских подданных». Все европейские страны согласились с этим предложением. Назначенный по рекомендации европейских государств в армянских вилайетах верховный комиссар бездействовал, мотивируя свое бездействие отсутствием необходимых финансов. Фактически власть, как и раньше, в вилайетах оставалась в руках воинских частей «хамидие», которые, пользуясь попустительством турецких властей, продолжали политику истребления христианского населения.

Варварская политика султанского правительства по отношению к западным армянам еще более обострила Восточный вопрос, вызвав справедливый гнев международной общественности. В связи с политикой массового уничтожения армян, Англия в октябре 1896 года предложила созвать общеевропейскую конференцию послов в связи с вопросом о проведении реформ в Турции. Вместе с тем Англия пригрозила султанскому правительству интервенцией. Английские корабли находились в Средиземном море недалеко от Дарданелл. Планы Англии разделяла и Италия, корабли которой находились там же. Однако понятно, что прибытие судов Великобритании в Босфор и Дарданеллы представляло опасность не только для Турции, но и для европейских стран. Министр иностранных дел Франции Анато охарактеризовал предложение Англии как мероприятие, которое будет воздействовать «на внутреннее движение армян и действовать в ущерб интересам Франции и России»^[67].

Австро-Венгрия и Германия придерживались нейтралитета. Английский проект особенно беспокоил Россию. Ее немногочисленные и плохо вооруженные суда значительно уступали английским кораблям. По этой причине, согласившись с обсуждением вопроса о проведении реформ в Турции, она выступила против применения «принудительных» мер по отношению к султану^[68]. Как видно, и в этот момент к решению Восточного вопроса и его составной части – армянского вопроса великие державы подходили с позиций личных интересов.

Вместе с тем, армянский вопрос, независимо от различных соображений, вышел за пределы Османской империи и стал предметом внимания многих стран и народов мира. Передовая часть человечества осуждала варварскую политику турецких властей по отношению к армянскому народу и призывала удовлетворить его справедливые требования.

Европейские газеты были наводнены статьями, посвященными погромам в Западной Армении^[69]. В Париже на французском языке начинает издаваться газета «Про Армения», которая освещала события в Западной Армении и армянский вопрос. Вокруг газеты сплотились такие видные общественно-политические деятели, как Ж. Жорес, Ж-Клемансо, А. Бриан и многие другие.

На начало издания этой газеты откликнулись младотурки, возглавляемые А. Ризой. Они со страниц «Мешверет» подвергли резкой критике само название «Про Армения», находя, что оно не имеет под собой реальной основы, так как такой страны не существует^[70].

В этот же период армянский вопрос вошел в сферу деятельности международного социалистического движения, он обсуждался на международных социалистических конгрессах и собраниях. Армянский вопрос занимал также большое место в печати европейских социалистических партий.

Социалистический Интернационал и многочисленные международные социалистические конгрессы и конференции принимали в ту пору решения в защиту армянского народа. Многие видные деятели социалистического движения: Ж. Жорес, В. Либкнехт, К. Каутский, Г. Плеханов, Э. Бернштейн, А. Бебель, Р. Люксембург и другие – подняли свой голос в защиту армянского народа. К вопросу освобождения армянского народа высказал свое отношение и Ф. Энгельс в письме к Атабекову, в котором указал пути его освобождения^[71]. Выходили многочисленные книги и статьи, посвященные армянскому вопросу и защите западных армян.

В опубликованной литературе особое место занимает изданная в Москве в 1896 году объемистая книга «Положение армян в Турции», в которой напечатаны труды известного бельгийского ученого Ролэна Жекмена «Армения, армяне и трактаты», ирландского профессора Эммануила Дилона «Положение дел в Армении»,американского ученого Грина «Армянский кризис и владычество турок (Сасунская резня)», английского автора Макколя «Ответственность Англии перед Арменией»^[72].

Прогрессивные русские деятели вместе с армянскими учеными опубликовали в 1896 году книгу «Братская помощь армянам, пострадавшим в Турции»^[73]. Этот объемистый сборник был переиздан в Москве в 1898 году. Он посвящен армянским погромам в Западной Армении в 1894 – 1896 гг. Видные русские ученые, общественно-политические деятели приняли участие в составлении сборника, вырученные от продажи средства которого предназначались армянским беженцам и сиротам.

Активность, которую проявляли в армянском вопросе правительства европейских государств и мировая общественность, их интерес к исторической судьбе армянского народа, стимулировали деятельность армянских политических партий. Центральный орган партии Дашнакцутюн писал: «Нам приятно констатировать, что симпатии к армянскому народу сегодня проявляются во всех странах Европы более акцентировано, чем в предыдущие годы. Впервые Берлинское международное бюро мира выступает со столь решительным обращением к шести государствам, настаивая на необходимости немедленного претворения в жизнь 61-й статьи. Впервые социалистическое бюро обширными и пламенными манифестами обращается к трудящимся массам Европы с призывом поднять свой голос в парламентах и на площадях в пользу армян»^[74].

Весь комплекс внутренних и внешних проблем, связанных с армянским вопросом, заставил Абдул Хамида внести «коррективы» в свою политику в отношении армян, применить довольно необычную тактику, которая выразилась в попытке переговоров с армянскими политическими партиями. Анализ истории этих переговоров занимает важное место в изучении как общих, так и частных проблем, касающихся истории национально-освободительной борьбы армянского народа и армяно-турецких общественно-политических отношений. Однако они не нашли должного освещения в историографии^[75].

В 1896 году, когда армянская национально-освободительная борьба находилась в зените своего развития, а великие державы выступали с настоятельными требованиями осуществления майских реформ 1895 года, Абдул Хамид обратился ко всем армянским политическим партиям с предложением о переговорах, в ходе которых он надеялся достичь соглашения о прекращении вооруженной борьбы в Западной Армении, обязуясь при этом улучшить положение западных армян. Примечательно, что эту инициативу Абдул Хамид проявил одновременно с попытками с помощью своих агентов склонить к отказу от политической оппозиционной деятельности ряд лидеров младотурок. Его эмиссару Ахмеду Джелаледдину удалось в 1897 году уговорить нескольких видных деятелей движения вернуться на родину и принять посты на дипломатической службе у султана^[76].

Предложение Абдул Хамида вызвало большой интерес и подробно освещалось европейской печатью. Особенно большое внимание уделили ему газеты Парижа, Лондона, Берлина, Женевы и даже Нью-Йорка.

Партия Гнчак сразу же отвергла предложение Абдул Хамида о переговорах. В передовице газеты «Гнчак» № 11 за 1896 год говорится: «Султан отправил в Лондон своего специального представителя, уполномоченного вести переговоры с армянскими революционерами, обещая нам от имени султана «широкие преобразования» в обмен на прекращение нами революционных проповедей»^[77]. В том же номере газеты сообщалось о том, что партия Гнчак отказалась войти с Абдул Хамидом в какие бы то ни было переговоры.

Спустя некоторое время газета напечатала сообщение под заголовком «Частный представитель султана в Лондоне», в котором оповещала читателей о том, что «после неоднократных обращений к партии Гнчак в устной и письменной форме, посредник и посланец Абдул Хамида получил решительный отказ и был выдворен вон. Желая, по-видимому, во что бы то ни стало добиться определенных результатов в предпринятом деле, они уже стучатся в другие двери, распространяя при этом в печати ложные слухи»^[78].

Согласно «Гнчак», подкупленная турецким правительством газета «Нью-Йорк геральд» выразила надежду, что посланцу султана удастся достичь определенного соглашения с армянскими комитетами. Английские же газеты, такие, как «Таймс», «Стандарт», «Дейли-ньюс», сообщили, что специальный представитель султана фон Нивлински вошел в переговоры с англо-армянской ассоциацией [центр лондонского филиала партии Арменакан – М. К.], предложив ей составить текст прошения к султану для разрешения армянского вопроса, и будто бы вышеуказанная организация подготовила уже прошение для отправки Абдул Хамиду.

Однако те же газеты в своих последующих номерах опровергли ранее напечатанные ими же сведения, добавив при этом, что факт прибытия специального представителя султана в Лондон имел место и что тот действительно обратился с подобным предложением в вышеупомянутую ассоциацию, но организация отказалась принять его и отвергла попытку какого бы то ни было контакта. «Вот какой пощечины удостоилась «султанская миссия» со стороны гнчакистов и других комитетов» – такими словами завершается статья в газете «Гнчак»^[79]. Следовательно, согласно помещенным в газете «Гнчак» материалам, партия арменаканов также отказалась от переговоров с Абдул Хамидом.

В 1896 году Абдул Хамид обратился к руководству партии Дашнакцутюн, предлагая начать переговоры, касающиеся улучшения положения армян в Западной Армении и прекращения вооруженной борьбы. Переговоры растянулись на три года – с 1896 по 1899 годы. 23 февраля 1899 года редакция газеты «Дрошак» ознакомила своих читателей с имевшим место фактом переговоров между Абдул Хамидом и партией Дашнакцутюн в Женеве, обещая обнародовать материалы и документы переговоров.

В редакционной статье об этом говорилось: «Заявления турецкого правительства, неоднократно адресованные Дашнакцутюн опосредованным путем, вновь повторились в прошлом году. В заявлениях, обращенных к нашей организации, предлагается обсудить требования, удовлетворение которых положило бы конец наступательным, начинаниям»^[80].

Дашнакцутюн охарактеризовала значение заявления Абдул Хамида как публичное признание того, что армянское движение стало неизбежным фактом в турецкой политической жизни и что в борьбе против него нельзя руководствоваться теми страшными методами, которыми столь нещадно пользуется Абдул Хамид.

Параллельно со сведениями, касающимися национальной борьбы и переговоров, газета отмечала: «Не только армяне причиняют беспокойство султанскому правительству. В начале прошлого года на страницах «Дрошак» было напечатано обращение одного младотурецкого деятеля к шести государствам, где, между прочим, есть следующие строки: «На этот раз комитет окончательно убедился, что султан согласится с волей народа только лишь под страхом силы и оружия. Поэтому, считая излишним любое мирное средство, комитет решил объявить султану беспощадную войну, дабы установить в нашей несчастной стране порядки, соответствующие современному прогрессу»^[81].

Отмечая тот факт, что против правительства действуют не только армяне, но и младотурки, и впервые считая их серьезной оппозиционной силой, орган дашнакской партии привлекает внимание читателей к курдскому вопросу, причисляя курдов к оппозиционным силам. Для обоснования своего утверждения он приводит в июньском номере газеты за 1899 год выдержки из письма одного курда: «Темные и невежественные народы становятся жертвой. Курды, вы, будучи таковыми, стали жертвой нынешнего режима... Почему бы вам не сплотиться и не направить ружья против правительства. Ведь султан Хамид не халиф и не падишах... Он натравливает вас против ваших земляков – армян. Почему вы не заявляете ему, что армяне – ваши братья по земле, ваши добрые соседи, что вы сыновья одной страны. Объединяйтесь! Ваше спасение – в оружии, то есть в восстаниях»^[82]. Таким путем Дашнакцутюн указывала Абдул Хамиду на то, что, кроме армянского освободительного движения, в стране есть такие оппозиционные силы, как партия младотурок и курды.

Один из руководителей партии Дашнакцутюн М. Варандян напишет в 1932 г. в Париже об этих переговорах следующее: «Что дала нам 6 – 7-и летняя беспрерывная война между армянскими революционерами и султанским правительством? Абдул Хамид вынужден был отказаться от тактики варварских насилий и свернуть на путь переговоров. Со дня известных событий «Оттоманского банка» в методах деятельности турецкого правительства произошел значительный перелом. План истребления армян оставался по-прежнему девизом султана. Но враг стал менее решительным, более осторожным и хитрым. В 1895 году он мечтал задушить армянское движение в кровавой войне. Пришло разочарование, которое уступило место страху. Хорошо осведомленные и близко стоящие к Абдул Хамиду его биографы, будь то грек, европеец, турок или араб, а сегодня и его первый секретарь Тахсин-паша, единодушно свидетельствуют о том, что он панически боялся армянских революционеров, ему постоянно мерещились заговорщики, враги, лазутчики, не давали покоя тени жертв»^[83].

В четвертом и пятом номерах газеты «Дрошак» за 1899 год были напечатаны материалы переговоров, являющиеся единственным источником по этому вопросу. Они снабжены небольшим вступлением, в котором говорится: «Как наша, так и европейская общественность была очень заинтересована в подробных сведениях об этих переговорах. В европейскую печать просочились ложные и неверные толки. Однако мы сочли возможным ознакомить наших читателей с этим вопросом лишь сегодня – 11 марта, когда переговорам положен конец. Дашнакцутюн официально объявила о разрыве отношений между армянскими и турецкими посланцами»^[84].

28 октября 1896 года в Женеву для переговоров прибыл посланец Абдул Хамида Тиран-бей Дадян, сын советника министерства иностранных дел Турции Артин-паши [Арутюн-паши – М. К.] Дадяна, который пользовался большим авторитетом в правительственных кругах и был приближенным Абдул Хамиду человеком^[85]. Именно Артин-паше и было поручено начать переговоры с руководителями национальной борьбы с предложением прекратить антигосударственную деятельность. Взамен он обещал от имени султана, что улучшит положение своих подданных армян.

По прибытии в Женеву Тиран-бей^[86] просил руководителей дашнакской партии положить конец антиправительственным действиям, уверяя, что султан дал твердое обещание провести в стране важные реформы. По словам Тиран-бея, не более чем «через 9 месяцев для Турции наступят невиданные доселе дни благоденствия»^[87].

Редакция газеты «Дрошак» дала Тиран-бею через своих посредников ответ:

«а) Армянское революционное движение – не игра находящихся за границей групп лиц, а отчаянная решимость целого народа, стонущего под игом деспотии. И, следовательно, единственный путь искоренить движение – это удовлетворить требования народа. Но для этого вовсе не обязательно приезжать в Женеву с пустыми обещаниями, которые вот уже 40 лет, начиная с Парижской конвенции 1856 г., беспрерывно повторяются с наглой лживостью. Было бы достаточно незамедлительно приступить к улучшению положения армян в Турции.

б) Согласно децентрализованной системе партии Дашнакцутюн не редакция, а местные комитеты страны уполномочены отменить уже вынесенное решение. Это возможно лишь в случае убедительных доказательств того, что правительство бесповоротно вступило на путь справедливости».^[88]

Почти через три месяца после отбытия Тиран-бея, 4 февраля 1897 г. ^[89] в Женеву прибыл второй посланец – г-н Вагинак Аджемян, который слово в слово повторил заверения Тиран-бея. С тех пор ничего не изменилось, поэтому и этот посредник получил тот же самый ответ.

в) амнистия армян-политзаключенных.

Не успели завершиться заседания общего собрания, а посланец Порты все еще пребывал в Женеве в ожидании ответа, продолжая давать заверения и возвещая о наступлении новой «эры реформ», когда в Хлате и Багеше разразились трагические события, сопровождавшиеся новой волной резни и погромов.

Руководство партии Дашнакцутюн сочло необходимым внести в требования дополнительный пункт – г) по всей строгости закона наказать зачинщиков резни в Хлате и Багеше, возместить убытки пострадавшим деревням.

В случае если требования не получили бы в течение трех месяцев со дня их постановления надлежащего удовлетворения со стороны Порты, Дашнакцутюн считала себя вправе прервать переговоры с посланцем турецкого правительства. Копия решения общего собрания, утвержденного Западным бюро партии 25 октября 1898 г., была вручена Трдат-бею 2 ноября того же года.

Решение не удовлетворило Абдул Хамида^[90]. Артин-паше Дадяну было предложено приложить все усилия и убедить редакцию газеты «Дрошак» отказаться от него и взамен прислать записку, в которой выражалось бы «доверие султану за его доброжелательность», а предварительные четыре пункта требований партии представить как суть и конечную цель переговоров.

Получив письмо Артин-паши, редакция «Дрошак» опубликовала его с некоторыми сокращениями. Имея в виду важность письма, приводим его целиком:

«Константинополь 14/26, ноябрь 1898

Достопочтенной редакции «Дрошак» в Женеву.

Глубокоуважаемые господа!

Моей целью было успокоить народ и примирить его с Османским правительством. Сознание важности этой миссии взвалило на меня приватную должность, которую я принял из рук Святейшего Султана тому три года назад. Как Вам уже известно, я старался сделать все возможное, дабы моя совесть вкусила плоды от совершенства удовлетворения. Я хорошо сознавал, что при создавшемся положении вещей для умиротворения и улучшения жизни моего народа прилагаемых Патриархом и мною усилий недостаточно. Лишь это сознание заставило меня получить привилегию на право вести переговоры с комитетами, с каковой целью и добился возможности отрядить к ним небезызвестное нации лицо, облеченное полномочиями довести до Вашего внимания необходимые сведения и выслушать Ваши замечания по интересующему вопросу.

Я воодушевлен надеждой, что достопочтенная Дашнакцутюн окажет моему посланцу любезный прием и не оставит без внимания мои предложения. Пользуясь каждым удобным случаем, я представлял в надлежащую инстанцию предложения дашнаков, описывая при этом невыносимое положение моего народа.

Рад Вам сообщить, что результаты моих усилий увенчались дарованием обещания постепенного улучшения положения армянской нации при условии ее смиренности, доказательства коей помогут снискать благосклонность Османского правительства. Армяне примут эти льготы непосредственно из рук Державного Владыки. Сообщаю Вам о заверениях, услышанных собственно мною.

Еще и еще раз умоляю Дашнакцутюн отнестись с большим вниманием к сказанному, ибо я искренне уверен в том, что спасение и спокойствие нации охраняется в Турции веками. Державный Султан по разным поводам выражал свои добрые намерения в отношении армянского народа мне и С. Патриарху. Мы стали свидетелями того, что он неоднократно отдает приказы своим министрам и наместникам о пресечении беспричинных гонений на многострадальный армянский народ. Сообщая пока столько, надеюсь, что отныне буду иметь радостную возможность возвестить Вам о святейших благодеяниях, к коим причастна и почтенная Дашнакцутюн»^[91].

В ответ на письмо Артин-паши редакция сообщила, что искать решения переговоров вне рамок, установленных высшим органом партии Дашнакцутюн, – бесплодная и неблагородная затея.

В конце декабря 1898 г. Трдат-бей получил приказ возвратиться в Стамбул. Перед отъездом он попросил продлить срок трехмесячного условия хотя бы еще на один месяц с тем, чтобы он имел возможность на месте объяснить бесповоротность решения дашнаков. Принято было и это предложение. Окончательный срок был установлен 11 марта 1899 г., который также прошел безрезультатно. Порта не удовлетворила ни один из четырех пунктов предложенных партией условий.

Сразу по истечении срока Западное бюро партии информировало Артин-пашу о разрыве последующих официальных отношений между Дашнакцутюн и Портой и подтвердило свое решение письмом от 16 марта 1899 г.:

«Артин-паше Дадяну

Глубокоуважаемый господин!

Настоящим сообщаем Вам, что данный Вам окончательный срок 11 марта истек, вследствие чего, согласно статье четвертой решения общего собрания партии, копия которой передана Вам 25 октября 1899 года, отношения между армянской революционной партией Дашнакцутюн и Вами считаем прерванными».

Изложение материалов переговоров редакция завершает следующими словами: «...Разрыв отношений не устраивал и не мог устроить верное своей политике турецкое правительство. Беспрестанно затягивая переговоры, султан старался «выиграть время», обмануть Европу и армян. И снова при посредничестве Артин-паши в редакцию начали поступать предложения, при этом тот делал вид, что не имеет никакого понятия о решении общего собрания, желая тем самым продлить отношения неофициальным путем. Редакция оставила без ответа все письма и, чтобы положить конец бумажной волоките, начала отсылать их обратно нераспечатанными с 26 мая 1896 года»^[92].

Однако переговоры не ограничиваются вышеизложенным. В шестом номере от 1899 г, редакция сообщает о том, что спустя месяц после отъезда Трдат-бея она получила письмо, помеченное 18 ноября 1898 г., в котором до сведения редакции доводится, что из Константинополя в Лозанну по поручению Абдул Хамида прибыла некая личность для переговоров с армянскими политическими партиями с целью договориться о «положительных преобразованиях в жизни турецких армян и постепенном удовлетворении их требований». Адресат сообщал также, что посланец Абдул Хамида «сделал аналогичное предложение другой революционной партии и, получив ее согласие, вчера вечером отбыл в Марсель. Сообщая посланец султана, хорошо понимая значение Дашнакцутюн, хотел эти новости, адресат ставит в известность редакцию о том, что бы иметь встречу с ее представителем. В случае согласия необходимо послать представителя от редакции в Лозанну. Встреча должна была состояться на квартире адресата, который добавил также, что посланец не желает ехать в Женеву «по своим соображениям»^[93].

Редакция отказалась от встречи в Лозанне, предлагая перенести ее в Женеву.

Спустя три месяца тот же адресат высылает на имя редакции адресованное ему письмо посланца Абдул Хамида от 18 февраля 1899 года: «Давно не писал тебе. Ждал, пока не предприму каких-либо шагов в порученном мне деле. Наступил час ожиданий. Если бы я смог оказаться полезным и сделать для моего народа все, о чем я мечтаю! Глубоки раны нации, требующие исцеления. В Константинополе злые языки распространяют обо мне различные слухи. Мне ведомы эти источники. Мои недоброжелатели – люди с черной совестью, заботящиеся лишь о своих выгодах. Они органически не выносят меня, который нашел, наконец, средство примирить интересы нации и государства. Им не остается ничего, как злопыхательствовать и чернить доброе имя человека, готового отказаться от личных интересов, готового пожертвовать даже жизнью. Я беспредельно искренен в порученном мне деле, что могу доказать в любую минуту.

Итак, прошу вас, напишите в редакцию «Дрошак» о моем намерении приехать на аудиенцию к ним. И пусть они под влиянием кривотолков вокруг моего имени не преисполняются предубеждений против меня. Я желаю подробно обсудить с ними все возможные варианты и средства, которые можно было бы поставить на службу во имя примирения интересов нации и интересов государства. Я не собираюсь беседовать с ними как посторонний, а хочу, чтобы мы, протянув друг другу руки, обсудили сулящие стране и народу выгоды. Пока что мой приезд несколько задерживается. Был бы рад, если бы у них здесь оказался свой человек, с которым я мог бы уже сейчас обменяться соображениями. Находящиеся здесь революционные партии готовы дать дрошакистам надлежащую мне рекомендацию. Если вас не затруднит, прошу в случае надобности, также замолвить за меня слово. Мне достаточно лишь одного свидания с их представителем, чтобы убедить его в искренности моих намерений», – писал посланец султана Геворк Булбулян^[94].

Редакция «Дрошак», будучи хорошо осведомленной о личности Булбуляна, дала ему следующую характеристику: «Итак, неизвестное лицо – никто иной, как Геворк Булбулян..., неразлучный друг и сателлит управляющего Перы [Бей-Оглу – М. К.] Энвер-бея, одного из руководителей резни в Константинополе. Это человек, который в 1896 году в поисках «лекарства для врачевания ран народа» шпионил за революционерами, получая вознаграждение за свои черные дела из рук самого Энвера. 24 марта 1897 г. Энвер-бей послал этого провокатора с поручением в Софию. Булбулян имел подозрительные встречи с «младотурками» в Софии. Через год, в 1898 г. 20 февраля наш парижский комитет заклеймил его специальной листовкой, в которой сорвал с него маску. Он постучался не в те двери»^[95].

31 марта 1898 г. редакция поместила на страницах «Дрошак» свой ответ: «Некто Булбулян, известный своими «деяниями», о которых вы осведомлены из напечатанного в прошлом номере циркуляра парижского дашнакского комитета, имел наглость опосредованным путем просить свидания с редакцией. Редакция, считая лишним тратить время на ответ, указала господину на дверь»^[96].

Как видим, уже 31 марта 1898 г. Дашнакцутюн отказалась вести переговоры с Булбуляном. Более того, в номере от 28 февраля 1898 г. в газете был напечатан отрывок из циркуляра парижского комитета от 20 февраля 1898 г. Отрывок был озаглавлен «Опровержение».

«Соотечественники!

Парижский филиал дашнакских революционеров отмечает следующее:

1) имея в виду, что с недавнего времени некто по имени Булбулян пытался с помощью лизоблюдов разной масти распространить среди местного населения беженцев слухи о том, что султан якобы уполномочил его в качестве частного лица войти в переговоры и уладить отношения между ними и революционерами и что эту миссию он блестяще выполнил;

2) имея в виду также, что в присутствии различных лиц он нагло повторял эту ложь, добавляя при этом, что ему удалось войти в переговоры и с дашнаками;

3) имея в виду, что в Париже, кроме партии Дашнакцутюн, ни одна революционная партия не имеет официально признанного ни представителя, ни филиала, ни центра, мы со всей убедительностью опровергаем эти ложные и ничем не обоснованные слухи и объявляем, что личность по фамилии Булбулян не только не имела никаких отношений, но даже не перемолвилась словом ни с одним из представителей партии, ни с ее филиалом, даже ни с одним из рядовых ее членов. У нас есть веские основания предположить, что ему не удалось переговорить ни с одним из членов других революционных партий. Кстати, добавим, что Дашнакцутюн не только не вступала в переговоры, но сочла бы ниже своего достоинства иметь дело с людьми вроде Булбуляна и подобными ничтожествами»^[97].

Как видим, Дашнакцутюн категорически отказалась войти в какие-либо отношения с Г. Булбуляном, а с посланцами Артин-паши Дадяна порвала связи лишь после долгих трехлетних переговоров, окончательно убедившись в их бесполезности.

Мы хотим остановиться на другом важном обстоятельстве. Абдул Хамид параллельно с партией Дашнакцутюн вел переговоры и с другими армянскими организациями, о чем редакция «Дрошак» не была осведомлена.

В июньском номере за 1899 г. газеты реорганизованных гнчакистов «Нор кянк» («Новая жизнь»), выходившей в Лондоне, была напечатана статья под заглавием «Тайная дипломатия Султана». В статье редакция сообщает, что «один из известных апологетов армянского вопроса» Пьер Гийар^[98] в журнале «Ревю де Пари» от 15 июня 1899 г. опубликовал статью, в которой дал подробное описание переговоров, имевших место с ноября 1897 г. по октябрь 1898 г. между Османским послом в Париже Мюнир-беем и центральным комитетом «одной армянской революционной организации»^[99]. «Нор кянк» перепечатала эту статью.

В статье Пьера Гийяра говорилось, что Абдул Хамиду было хорошо известно, что в Европе есть много армянских революционеров, которые ему ничего не простят и которые ждут, когда пробьет их час. Они хотят заставить цивилизованный мир обратить внимание на несчастья и бедствия армянского народа. И если время от времени в европейской прессе появляются статьи против армянских революционеров, в которых их поносят, награждая пренебрежительными прозвищами, то это дело рук султана, который покупает прессу, тратя на нее огромные суммы, и тем самым поддерживает с ней добрые отношения. Однако, в случае крайней надобности, султан предпочитает говорить с армянскими революционерами как равный с равным. Так, например, в октябре 1897 г., когда император Вильгельм II решил совершить путешествие на Восток, султан вынужден был устроить своему гостю надлежащий прием. И чтобы не иметь в будущих торжествах побочных забот, во время которых покой императора по законам восточного гостеприимства не должен был быть нарушен ничем, султан надумал вступить в переговоры с парижским комитетом. Однако, ещё до поездки в 1898 г. в Константинополь, «кайзер и его окружение были убеждены в фактической реальности армянской резни в Османской империи... Многие из придворных, сопровождавших его, чувствовали себя там неуютно, так как, по свидетельству придворного проповедника Эрнста фон Дриандера «весь город ещё пах свежепролитой кровью вырезанных армян»^[100]. Пьер Гийар, детально излагая перипетии переговоров, имевших место между «властителем и несколькими лицами из числа его приближенных», специально оговаривает, что не дает к ним никаких комментариев. Для правильного же толкования официальных документов он прибегает к некоторым объяснениям, добавляя при этом, что «при прочтении этих бумаг видно, какое внимание придавали обе стороны формулировкам и языку дипломатических резолюций, с какой безупречностью они использовали эти приемы». В статье говорится о том, это 20 ноября 1897 г. султан Абдул Хамид послал в Париж нарочного Геворка Булбуляна, бывшего прокурора Эдирне, друга управляющего Перы Энвер-бея с заданием «выяснить, пойдет ли революционный комитет на соглашения, и, если пойдет, то на каких условиях»^[101].

Комитет отказался вести переговоры с полуофициальным посланцем, объявив, что, поскольку инициатива исходит от султана, он согласен иметь дело с официальным представителем самого султана.

После подобного заявления революционного комитета Османский посол в Париже Мюнир-бей был назначен официальным представителем^[102]. Комитет дал согласие на его кандитатуру, попросив у Абдул Хамида предварительного распоряжения, которое гарантировало бы проведение неоднократно обещанных им реформ, Условия были следующие:

1.Общая амнистия.
2.Беспрепятственное возвращение беженцев, покинувших родину после погромов.
3.Распоряжение об отмене репрессий в отношении армян.
4.Предоставление субсидий беженцам, не имеющим материальной возможности для возвращения на родину.

После шестимесячных переговоров 15 апреля 1898 г. комитет получил приказ султана, который должен был рассматриваться как удовлетворение просьб армян. Документ был скреплен печатью Мюнир-бея. В приказе говорилось: «Да продлит вечно Создатель Вселенной жизнь Его Святейшества на августейшем Османском троне. От имени Его Императорского Величества Султана объявляем, что обманутым и сошедшим в результате подстрекательства со стези преданности армянам, участвовавшим в мятеже, даруется прощение, которое продиктовано желанием добиться мира, согласия и дружественных отношений между нашими подданными, а также общая амнистия находящемуся в Европе армянскому комитету, который был зачинщиком революционных движений.

К величайшему удовлетворению Его Императорского Величества, доверие коего будет возрастать в отношении армянского народа, ежели он выкажет со временем неопровержимые доказательства своей преданности, способствуя тем самым восстановлению братских связей с мусульманами, прошло предастся забвению и покроется милосердием Императора, скрепленным общим прощением. Армянам будет предоставлена возможность пользоваться большой долей прав, вкушаемых властвующим народом. Армяне из числа амнистированных смогут получить соответствующие их способностям административные должности, нуждающимся будет оказана посильная материальная помощь»^[103].

В своей статье Пьер Гийар объясняет приказ султана следующим образом: «Учиняемые регулярно и под непосредственным руководством Порты погромы прошлых лет султан называет разногласиями между мусульманами и армянскими подданными, давая понять, что дарует льготы добровольно возвращающимся ссыльным, надеясь тем самым выпестовать из них предателей или обречь на молчание по приезде в Константинополь».

Комитет, проникнувшись недоверием к словам и действиям султана и окончательно убедившись в лживости его многократно повторяемых обещаний, вынужден был обнародовать переговоры, направив 23 мая 1898 г. министрам шести государств меморандум. В этом документе, в частности, говорилось: «Армянский революционный центральный комитет имеет честь поставить Вас в известность о событиях, касающихся нынешнего положения в Турции.

20 ноября 1897 г. в Париж прибыл частный посланец султана, которому было поручено выяснить, согласны ли армянские революционеры войти в контакт с султаном. В случае положительного ответа султан должен был послать в Париж лицо, облеченное полномочиями вести официальные переговоры, содействующие улучшению того печального положения, в котором оказалась Турция.

Революция для армян не самоцель, а лишь средство добиться необходимых реформ. Центральный комитет в принципе не имел причины отказываться от подобных переговоров, тем более, что инициатива исходила непосредственно от самого султана. Между частным посланцем и комитетом имели место предварительные переговоры, после чего Османскому послу в Париже Мюнир-бею было официально поручено В. Портой войти в непосредственный контакт с центральным комитетом. Предложения Мюнир-бея оставляли желать лучшего и не соответствовали законным чаяниям армянского народа. Однако комитет хотел видеть в этих предложениях не подвох, а искреннее стремление осуществить столь давно ожидаемые реформы.

И, наконец, в доказательство искренности миролюбивых настроений султана Мюнир-бей обещал от его имени прекращение репрессий в отношении армян. Давались заверения, что эмигрировавшие во время погромов армяне могут спокойно возвращаться на родину, не боясь притеснений со стороны властей. Комитет принял эти предложения, выслав в Константинополь предварительный документ, содержащий пункты условий, подтвержденный приказом султана и скрепленный печатью Мюнир-бея.

Хорошо зная характер армянского народа, комитет был уверен, что после официальной публикации приказа и его осуществления все, без исключения, армяне со свойственным им прямодушием способствовали бы делу умиротворения.

Этот приказ, обобщение которого прилагается для прочтения Вашим величеством, остался лишь на бумаге. Более того, вопреки всему, сегодня в провинциях и Константинополе прошла новая волна арестов армян.

Центральный комитет сожалеет, что переговоры, предпринятые по инициативе султана, оказались бесперспективными, между тем, в случае договоренности, их последствия оказались бы столь плодотворными как для султана, так и для армян.

Непретворение приказа в жизнь тяжело отразится на настроении народа, и ответственность за это несет имперское государство Армянский революционный комитет»^[104]. В этот период поступающие из Турции вести подтверждали, что правительственные круги Порты продолжают политику репрессий армян. Правда, имели место амнистии, носящие частный характер, но огромные массы заключенных не были выпущены на свободу, а возвращающиеся на родину армяне сразу же арестовывались^[105]. В течение мая того же года 32 человека было арестовано в Измире, 52 – в Константинополе. Вина последних заключалась в том, что они занимались сбором пожертвований в помощь голодающим уезда Кхи, где в октябре 1895 года было сожжено 9 деревень.

В Турции, в местностях с преобладающим армянским населением, не прекращались локальные погромы. И, несмотря на это, султан телеграфировал 15 апреля о выполнении приказа. В ответ на телеграмму Абдул Хамида революционный комитет 27 июня 1898 г. послал через Мюнир-бея заявление султану следующего содержания: «Османский посол Мюнир-бей сообщил революционному комитету о телеграмме Султана, согласно которой подтверждается исполнение приказа от 15 апреля, то есть дарование амнистии и прекращения репрессии. У нас есть все основания сомневаться в подобных утверждениях. Согласно свежим данным, в Константинополе и провинциях тюрьмы переполнены армянами: Мурад и его товарищи томятся в неволе в городе Триполи, Айкуни с товарищами – в Адане, Коевтерелян – в Адане, Ваган и Хачик – в Константинополе, Хатымян и его товарищи – в Константинополе.

Единственный пример положительного результата приказа – это освобождение части узников в Ване и оправдание обвиняемых в Мерсийском деле. Мы с удовлетворением отмечаем этот частный случай. С другой стороны, беженцам не только не оказана помощь, но вернувшиеся в Константинополь схвачены и подвергнуты жестокому обращению. Так поступили, например, с Тиграном Арпиаряном и Александряном, арестованными через месяц после приезда и освобожденными после личного поручительства Патриарха.

Кроме всего прочего, строгая необходимость личного поручительства за каждого беженца в отдельности служит помехой их возвращению на родину, так как многие из числа близких и родственников не Осмеливаются давать им рекомендации из страха самим подвергнуться гонениям.

Нам также стало известно, что эмигрировавшим в Россию армянам, которые выразили желание вернуться домой, въезд в Турцию, вопреки приказу, запрещается местными властями.

Имея в виду сложившуюся ситуацию и исключительную негарантированность безопасности жизни беженцев, центральный комитет Парижа не может рекомендовать армянской диаспоре возвращения на свои земли.

Армянский революционный комитет»^[106].

Не получив от Абдул Хамида ответа и убедившись в том, что в политике Порты нет никаких изменений в отношении армян, революционный комитет 17 сентября 1898 г. послал Мюнир-бею свое последнее письмо: «Прошло несколько месяцев, однако взятые Султаном обязательства полностью не выполнены. Центральный комитет неоднократно напоминал о данных Вашим Высочеством заверениях от имени Султана и о необходимости их скорейшего претворения в жизнь.

По настояниям Вашего Высочества центральный комитет более десяти раз соглашался на новые поправки и изменения в условиях, но они продолжают оставаться лишь на бумаге.

Перед отъездом Вашего Высочества в Турцию по вызову было решительно заверено, что приказ вот-вот вступит в силу и заключенные, список фамилий которых был вручен Вашему Высочеству, будут немедленно освобождены.

Прошло несколько недель, однако нее остается по-прежнему.

Итак, вопреки приказу, вопреки всем письменным заверениям, вопреки многократным устным обещаниям, всеобщая амнистия не только не проводится, но и многие армяне, поверившие приказу и возвратившиеся в Турцию арестованы, в Константинополе и провинциях продолжаются преследования армян. Безупречность поведения комитета в ходе переговоров была вне всякого сомнения.

Однако комитет имеет все основания сомневаться в искренности Имперского правительства, ибо безрезультатные и бесплодные обещания, с одной стороны, непрекращающиеся и систематические репрессии наших земляков с другой – говорят об ином.

Чем объяснить столь странные и противоречащие друг другу события и положение вещей? Здесь по инициативе Его Величества имеют место переговоры, издается приказ мирного содержания, там, без всякого на то основания, продолжаются погромы.

Когда комитет решил приступить к переговорам, он не имел в виду ограничиться лишь амнистией для небольшой группы заключенных. Эти люди во имя священного дела могли пренебречь жизнью и увеличить на несколько сот человек число жертв, доходящих до 200000.

Общая амнистия для нас значит очень мало, почти что ничего. Освобождение нескольких человек или содержание их в тюрьме не изменит положения народа. В ходе переговоров, приняв предложение правительства, комитет, поставив первым условием освобождение заключенных, хотел в этом акте видеть гарантию правдивости данных Его Императорским Величеством Султаном обещаний принять решительные меры по улучшению положения армян. Что теряло правительство, выпустив на свободу несколько человек, когда оно возместит это число, вновь бросив в тюрьму в десятки, сотни раз больше людей? Если бы правительство сдержало слово оно показало бы пример мудрой и правильной политики. Действуя нынешним образом, оно упустило единственную для себя возможность, достичь которой и не мечтало, несмотря на прилагаемые усилия. Другие комитеты не соглашались пойти на переговоры. Правительству необходимо было воспользоваться данным моментом, могущим вернуть стране мир и покой, в противном случае разрыв отношений повлечет за собой тяжелые последствия, ответственность за которые ложится на корыстолюбивых советников Иылдыз Кёшка.

И, тем не менее, отлично сознавая тяжесть окончательного разрыва, комитет считает долгом совести продлить срок заверенных приказом обещаний от 15 апреля еще на 12 дней.

Просим Ваше Высочество сообщить о решении комитета Его Императорскому Величеству Султану. Если в течение 12 дней содержание приказа не будет приведено в исполнение, просим считать отношения между В. Портой и комитетом прерванными, о чем будет объявлено публично и во всеуслышание»^[107].

Пьер Гийар добавляет: «День прибытия императора Вильгельма приближался. Вот почему заявление комитета вызвало в Порте замешательство и произвело переполох. Чтобы выиграть время, Энвер-бей принялся уверять руководителей комитета об имевшем место недоразумении, а между тем Мюнир-бей сообщил комитету содержание полученной от Султана новой телеграммы, в которой говорилось о том, что приказ истолкован комитетом ошибочно, ибо вопрос касался не всеобщей амнистии, а даруемой Султаном частичной милости.

28 сентября 1898 г. комитет получил ответ Тахсин-бея с приложением копии переписки между Геворком Булбуляном и Энвер-беем, которая якобы «исключала возможность дальнейших недоразумений».

Армянский революционный комитет послал Тахсин-бею следующий ответ: «Армянский революционный комитет чрезвычайно удивлен содержанием Императорской телеграммы, которую сообщил ему Османский посол в Париже. Совершенно излишне вновь напоминать о действительных пунктах условий, достаточно лишь сказать, что ограничение вопроса решением судеб нескольких лиц – дерзкая ложь.

Комитет выражает презрение по поводу столь бесчестных махинаций, которыми сопровождался каждый шаг в предпринятом деле. Комитет решил обнародовать имеющуюся в его распоряжении официальную документацию, а также официальные и полуофициальные обещания, данные Османским послом в Париже в присутствии Османского консула Вели-бея, который находится в настоящее время в Константинополе и может, в случае надобности, дать правительству объективные объяснения по этому поводу. Комитет намерен также в специальном извещении, адресованном европейским государствам, которые заинтересованы в армянском вопросе, вскрыть действительную подоплеку султанских обещаний, изложив в подробностях ход переговоров. Это извещение, в свою очередь, будет передано в распоряжение европейской печати.

Условия соглашения вовсе не ограничиваются упомянутыми в султанской телеграмме пунктами. Они зафиксированы не только в султанском приказе и имеющихся в нашем распоряжении официальных документах, но и в приводимой ниже официальной переписке Энвер-бея.

Всего этого достаточно, чтобы показать, какое ошибочное мнение составили в Порте об армянских комитетах, которые жертвовали жизнью и интересами своих членов ради безопасности и благосостояния своих земляков. Для нас не имели значения ни наша свобода, ни наше будущее. Мы сочли бы непристойным дрожать над собственной жизнью, позабыв о необходимых для нашей родины реформах.

Надеемся, что впредь Порта не Осмелится комментировать наши намерения в издевательском и не делающем нам чести смысле и тоне»^[108].

Энвер-бей попытался окольными путями возобновить переговоры. Несмотря ни на что, комитет хотел исчерпать все мирные средства, поэтому в письме от 2 октября 1898 г. вновь выдвинул прежние требования. В письме в категорической форме излагалась позиция комитета: «Выполнение императорского приказа от 20-го апреля, приписываемое имевшему место недоразумению, к которому мы абсолютно не причастны, вынуждает нас требовать отстранения от будущих переговоров лиц, замешанных в этих грязных махинациях.

Мы окончательно заявляем, что отказываемся от каких-либо переговоров до тех пор, пока заключенные армяне, список которых прилагается, не будут выпущены на свободу.

Если же административный орган комитета, который отбывает через неделю из Парижа, не будет немедленно извещен телеграммой о безотлагательном удовлетворении нашего требования, то он не отменит решения о разрыве отношений.

В случае если наши условия будут приняты, для ведения переговоров должно быть назначено лицо, достойное всяческого доверия и способное доводить до сведения правительственных кругов наши пожелания слово в слово.

Необходимо, чтобы свобода действий данного лица была ограничена точными инструкциями. Необходимо также, чтобы посланец как можно раньше прибыл в Париж, так как вести переговоры на расстоянии не представляется возможным. Приезд нашего посланца в Константинополь исключается. Совершенно исключается также какое-либо новое извещение, если решение об освобождении узников не будет принято»^[109].

«После столь явно недвусмысленного письма, – пишет Пьер Гийар, – Султан через Энвер-бея вновь присылает телеграмму, в которой сообщается якобы принципиальное согласие с выдвинутыми комитетом предложениями и тут же делается оговорка в отношении освобождения заключенных, вслед за которой игнорируется также отказ комитета о ведении переговоров в Константинополе. Более того, Султан издает приказ, по которому полномочный представитель комитета должен прибыть в Константинополь»^[110].

В телеграмме, присланной через Энвер-бея, говорилось: «Как дополнение к последней телеграмме хочу известить вас, что составленным на основе императорского приказа приказом Энвер-бея вы приглашаетесь в Константинополь для продолжения текущих переговоров. Предусматривая те неоценимые выгоды, которые вас ожидают, настоятельно советую вам немедленно прибыть в Константинополь для личного представления ваших просьб в долженствующие инстанции.

Соблаговолите известить телеграммой Энвер-бея о дне прибытия, дабы ваше пребывание обставить здесь должным образом»^[111].

«В этом приглашении, – добавляет Пьер Гийар, – не трудно было усмотреть примитивно подстроенную ловушку. 18 октября 1898 года комитет категорически отказался от предложения Энвер-бея, назвав его «наглой шуткой», завершение которой предусматривало бы весьма грустные последствия»^[112].

Приводя в своей статье вышеизложенные материалы о переговорах между Абдул Хамидом и армянским революционным комитетом в Париже и давая анализ политики погромов армян в Западной Армении, Пьер Гийар с удивительной прозорливостью предрекает: «Этот народ через десять лет будет обречен на полное физическое уничтожение».

Статья Гийара, изобилующая столь интересным документальным материалом, завершается следующим образом: «Эти сильные духом люди, представляющие за границей армянский народ, были в своих ожиданиях обмануты всеми. Отчаяние и безвыходность толкнули их на путь мести. Их не заботило более сознание того, что предпринятые ими акции могут поставить под угрозу безопасность и мирную жизнь европейских народов, которые стали безучастными и равнодушными свидетелями ужасных погромов в 1894 – 1895 гг. и в 1896 году. И сегодня с тем же равнодушием и безучастностью они взирают на его [армянского народа – М. К.] крайне бедственное положение»^[113].

Как свидетельствуют документы, в 1896 – 1899 гг. Порта вела в Женеве и Париже переговоры с армянскими партиями с целью поставить заслон национально-освободительному движению внутри страны. Однако, как видно из тех же материалов, султан хотел обмануть армянские политические партии, усмирить национально-освободительное движение, сорвать намерения великих держав воспользоваться удобной возможностью вмешаться во внутренние дела Турции и самое главное – достичь всего, не отказываясь при этом от политики массового истребления, которая проводилась уже к тому времени в «умеренных» масштабах.

Вполне очевидно, что после установления равновесия, ослабления напряженности и в случае отказа держав от политики вмешательства, Порта вновь перешла бы к интенсивной реализации своей политики в отношении армянского народа.

Именно неблагоприятные для Османской империи условия, создавшиеся в международных отношениях, и наличие мощного национально-освободительного движения армян вынудили Абдул Хамила пойти на переговоры с армянскими политическими партиями.

По документам видно, что в Женеве Абдул Хамид пытался вести переговоры с партией Дашнакцутюн и что эта попытка окончилась безуспешно.

Значительная часть документов по переговорам была напечатана в центральном органе партии – газете «Дрошак». Позднее эти материалы были переизданы в первом томе сборника «Материалов по истории армянской революционной партии Дашнакцутюн». именно эти материалы дали основание некоторым армянским историкам вскользь упомянуть об этих переговорах в своих работах. Материал не был использован и анализирован, следовательно, не вошел в научный оборот.

Используя материалы по переговорам, мы даем их в последовательном изложении.

Однако, прежде чем перейти к анализу переговоров, необходимо обратить особое внимание на документы переговоров, имевших место в Париже, которые выпали из поля зрения исследователей, и впервые вводятся в научный оборот.

Известный армянский историк Лео, мимоходом касаясь переговоров, пишет: «И Артин-паша начинает вести переговоры только с Дашнакцутюн, послав с этой целью в Женеву сначала сына, позже – племянника. Переговоры растянулись на долгий срок, вплоть до мая 1899 года»^[114].

Лео считает, что Абдул Хамид вел переговоры лишь с партией Дашнакцутюн. Однако вышеприведенные материалы говорят о том, что султан вел переговоры также с революционным комитетом в Париже. Причем из материалов становится очевидным, что Геворк Булбулян с той же целью выезжал и в Марсель, который являлся центром партии Арменакан.

Возникает естественный вопрос: руководители какой армянской политической партии вели переговоры с Абдул Хамидом в Париже и какая партия действовала там под названием парижского революционного комитета, ибо в материалах, приведенных Пьером Гийаром, не упоминается название партии.

Исходя из того, что переговоры с партией Дашнакцутюн велись в Женеве, а позиция партии Гнчак определялась категорическим отрицанием возможности каких-либо компромиссов между Портой и ею, остается предположить, что парижские переговоры велись со стороны либо реорганизованных гнчакистов, либо арменаканов. По сведениям газеты «Гнчак», как было отмечено выше, лондонское отделение партии Арменакан отказались от переговоров, турецкий посланец Г. Булбулян, будучи в Париже, выезжал в Марсель где находился центр партии Арменакан. Мы знаем также, что эта поездка завершилась неудачей. Следовательно, единственно возможным объектом для переговоров остается партия Реорганизованных гнчакистов. И вовсе не случайно, что статья Пьера Гийара, содержащая ценный материал по переговорам в Париже, была перепечатана газетой Реорганизованных гнчакистов «Нор кянк» в 1-м номере за 1899 г. выходившей в Лондоне. Остальные газеты хранили по поводу этого важного факта молчание. Примечательно, что материалы переговоров, напечатанные в газете «Дрошак», обошли полнейшим молчанием остальные политические силы. Дело в том, что между армянскими политическими партиями шла острая борьба за единоличное лидерство в освободительном движении западных армян. Эти претензии на первую роль заставляли армянские партии, каждую в отдельности, создавать видимость того, что именно она является единственно сильной и внушительной партией.

Печатая в мае-июне 1899 г. материалы переговоров с Абдул Хамидом, партия Дашнакцутюн желала одновременно показать, что в армянской действительности единственной реальной силой, с которой считался султан, была их партия.

Исходя именно из аналогичных побудительных причин, реорганизованные гнчакисты решили в июне 1899 г. напечатать материалы парижских переговоров, завершившихся в октябре 1898 г., то есть тогда, когда читатели были уже знакомы с частью материалов, напечатанных в дашнакской прессе в мае 1899 г. Ознакомившись с материалами переговоров в «Дрошак», реорганизованные гнчакисты решили тотчас же обнародовать материалы собственных переговоров, дабы показать, что и они являются серьезной политической силой.

Примечателен еще один факт. Статья Пьера Гийара вышла 15 июня 1899 г. в Париже в журнале «Ревю де Пари». В то же время эти материалы напечатала в Лондоне газета реорганизованных гнчакистов «Нор кянк»^[115].

Административный орган центрального комитета реорганизованных гнчакистов прибыл из Лондона в Париж для ведения переговоров и после их неудачного завершения, как отмечается в последнем официальном документе комитета, «должен был через неделю отбыть из Парижа, не изменив своего решения о разрыве отношений»^[116].

Бесспорно, что реорганизованные гнчакисты предоставили имеющиеся в их распоряжении материалы переговоров Пьеру Гийару. По обоюдному согласию между автором статьи и комитетом статья вышла в свет одновременно в Париже и Лондоне. Следовательно, со стороны Абдул Хамида была сделана попытка войти в переговоры со всеми армянскими политическими партиями, однако ему удалось войти в переговоры лишь с партией Дашнакцутюн и партией Реорганизованных гнчакистов.

Как видно из вышеизложенных материалов, переговоры с этими партиями также завершились неудачно: обе партии порвали отношения с Абдул Хамидом. считая, что тот предпринял этот шаг с дипломатической целью – выиграть время, предотвратить вмешательство европейских держав и подавить национально-освободительное движение.

В своих мемуарах личный секретарь султана Тахсин-паша отмечал, что, кроме Артин-паши, попытки воздействовать на армянские революционные организации предпринимал также Габриэль Норадункян, известный специалист по международному праву, занимавший в то время пост советника МИД^[117]. Он, как и Артин-паша, обратился к армянским партиям с письмом, в котором, по словам Тахсин-паши, предупреждал о том, насколько опасной для армянского народа является их революционная деятельность внутри Османской империи^[118]. Как явствует из того же источника, к контактам с армянскими партиями привлекался также другой известный государственный деятель – армянин – премьер министр Египта Нубар-паша^[119]. Таким образом, можно сделать вывод о том, что к политике Абдул Хамида по установлению контактов с армянскими партиями привлекались крупные армянские государственные деятели. Это и ряд других обстоятельств дает нам возможность охарактеризовать ее как довольно хорошо продуманную и многоплановую^[120].

Естественно, возникает вопрос: какую оценку следует дать этим переговорам и какие веские причины были для разрыва этих отношений? В армянской историографии относительно переговоров Абдул Хамида с армянскими политическими партиями существуют три точки зрения.

Лео, останавливаясь на решении съезда партии Дашнакцутюн по вопросу предварительных условий переговоров, пишет: «Это был договор, который мог быть продиктован победителем побежденному. Мог ли такой кровопийца, как Абдул Хамид, принять подобного рода Ватерлоо? И, тем не менее, он не прервал переговоры. Инициатором разрыва была редакция «Дрошак». Артин-паша еще надеялся своими неофициальными письмами подготовить почву для новых переговоров. Однако редакция начала возвращать письма нераспечатанными. Душой столь высокомерной и кичливой политики был, несомненно, Христофор Микаелян»^[121]. Лео обвинял партию, считая, что Дашнакцутюн с самого начала отнеслась к предложению Абдул Хамида с подозрением. «Партия имела на то право, но это вовсе не означает презирать того, с кем имеешь дело. Дашнакцутюн вела переговоры нехотя, будто делала одолжение Абдул Хамиду, считала себя сильнее и могущественнее султана»^[122].

Исходная точка Лео следующая: «Положение армянского народа было настолько неописуемо адским, что если выступающая от его имени организация проявила бы больше сострадания, ей не составило бы труда вложить в эти переговоры толику старания и тем самым облегчить состояние того кошмара, в котором пребывало турецкое армянство. Не было бы ущемлением достоинства прекратить революционную деятельность пусть даже на долгое время. Ведь если турецкое правительство нарушило бы договор, можно было бы тотчас же возобновить прежнюю деятельность»^[123].

Лео непонятным образом обходит тот немаловажный факт, что и во время переговоров Порта не прекращала политику гонений на западных армян, что не позволяло партиям пойти на перемирие с Абдул Хамидом. Если бы выдвинутые партиями предварительные условия, которые не предполагали никаких коренных мероприятий, а должны были послужить всего лишь залогом правдивости дальнейших намерений Абдул Хамида, были бы в какой-то мере приняты Портой, то армянские политические партии не пошли бы на разрыв.

Взгляды западноармянского историка Л. Чормисяна, долгие годы занимавшегося изучением истории армянских политических партий, в ряде положений отличаются от взглядов Лео. Он пишет: «Политически зрелые и имеющие более или менее опыт дипломатической работы люди, конечно же, должны были остерегаться решительного разрыва и, невзирая на неискреннее, более того, лживое поведение султана, постараться воспользоваться удобным случаем и урвать от переговоров максимум пользы. Они должны были

иметь в виду международную обстановку и в этой ситуации иметь четкое представление о соотношении сил обеих сторон. Но, по-видимому, занимаясь самообманом, они были опьянены не оправдавшим себя спесивым сознанием собственной силы, в которой вынужден был считаться сам султан. По-видимому, тут сыграло роль и то, что они возлагали большие надежды на проповедническую деятельность арменофилов-европейцев. Движение европейских армянофилов в действительности внушало не только им, но и армянскому народу чувство оптимизма. Высказывания некоторых представителей европейской интеллигенции и политических деятелей в пользу армян оказывали и до сих пор оказывают большое влияние на широкие слои армянского народа»^[124].

В отличие от вышеуказанных авторов, газета «Дрошак» в заключительной статье от 1899 г., касающейся истории переговоров, делает следующий вывод: «Вот так завершилась комедия с так называемыми «переговорами», т. е. так, как и предполагалось. Суть их не представляла тайны для революционеров и вообще для склонных к размышлению людей, чего нельзя сказать обо всех, без исключения.

Переговоры давали возможность раскрыть глаза остальным. Некоторые тугодумы из числа европейцев и армян полагали, что революционеры склонны проливать свою кровь из любви к искусству. Необходимо было доказать этим людям, что революционеры проливают кровь как средство, чтобы приостановить потоки крови своих собратьев, еще раз доказать, что революционеры прибегают к крайней мере не потому, что не хотят идти по «мирному и законному пути», а потому, что больше других мечтают установить порядки, при которых возможно было бы жить и действовать мирно и по законам.

Нам подвернулся удобный случай лишний раз доказать, что армянская кровавая драма не результат «недоразумений». И если различного рода Магакам и Артин-пашам простительно оставаться при своих «убеждениях», убеждениях, зиждущихся на «положении и выгодах», то пора, наконец, каждому болеющему душой и сердцем за свой народ армянину знать, что между палачом и его жертвой может быть лишь единственный вид отношений – борьба»^[125].

Много лет спустя после этих событий, в 1932 году, М. Варандян в своей книге, посвященной истории партии Дашнакцутюн, приводит вышеизложенный отрывок из газеты без каких-либо изменений, повторяя, что в те годы с Абдул Хамидом говорить возможно было только языком борьбы^[126].

М. Варандян защищает решение партии о разрыве отношений и считает, что если руководство партии оказалось слишком бескомпромиссным в отношении исполнения своих требований, то пусть бы «враг выполнил хотя бы одно из них»^[127].

Обобщая результаты переговоров, автор пишет: «Человек, мало-мальски знакомый с турецкими политическими нравами, поймет, что вся эта история – коварная игра врага. Если Абдул Хамид действительно желал улучшить положение своих подданных армян, для этого ему вовсе не надо было начинать унизительные для его персоны переговоры с партиями. Старая лиса хотела одним выстрелом убить двух зайцев: отдалить от себя революционную угрозу и заткнуть рот европейским народам, требующим приведения реформ в исполнение»^[128].

Как видим, переговоры были прерваны в марте 1899 г. Момент для султана был неблагоприятным – в Гааге через два месяца должна была состояться Международная мирная конференция. Султан боялся, что на конференции будет обсуждаться вопрос, касающийся армянских реформ. Именно поэтому он сделал новую попытку возобновить переговоры с редакцией «Дрошак». Через константинопольского корреспондента агентства «Корреспонденц бюро» султан дал в европейские газеты телеграмму, в которой извещал о том, что имеющие место переговоры между Абдул Хамидом и партией Дашнакцутюн завершились удачно и что армянский вопрос стоит на пороге своего разрешения.

Первая телеграмма была подана 1 мая 1899 г.: «Трое членов Женевского комитета прибыли в Константинополь для предполагаемых дискуссий по поводу предпринимаемых правительством средств по улучшению положения армян. Совещания проводятся с участием Артин-паши и управляющего Перы Энвер-бея. Ходят слухи, что посланцы обязались постараться заставить комитет вести себя спокойно»^[129].

Редакция «Дрошак» дала опровержение, которое было послано 4 мая через телеграфное агентство «Вольф» всем газетам, напечатавшим накануне предыдущую телеграмму. В опровержении говорилось: «Редакция «Дрошак» уполномочена объявить о полнейшей несостоятельности и необоснованности подобного сообщения, ибо ни один из членов партии Дашнакцутюн не утруждал себя сдвинуться с места и выехать куда-либо ради подобного дела.

Совсем недавно, 11 марта, Дашнакцутюн сообщила султанскому правительству о своем отказе вступить в переговоры, инициатива которых была по приказу султана непосредственно поручена Артин-паше – советнику министерства иностранных дел. О побудительных мотивах отказа будет сообщено дополнительно»^[130].

Опровержение редакции не обескуражило Абдул Хамида. 10 мая константинопольский филиал агентства «Корреспонденц бюро» распространил второй фальшивый документ, в котором сообщалось, что «государственная комиссия в составе министра внутренних дел Мемдух-паши, управляющего по оружейным делам (тюфекчи башы) Джеляледдин-паши, управляющего Перы Энвер-бея, посредников Тиран-бея и Трдат-бея и адвоката Григора эфенди Булбуляна уполномочена вести переговоры с парижским комитетом и двумя комитетами в Женеве о принятии мер по улучшению положения армянского народа. На посланцев возложена миссия мирных посредников между правительством и комитетами. Посланцы комитетов пока еще не доехали до Константинополя. Относительно их свободного проживания в Константинополе даны соответствующие распоряжения. По прибытии представителей комитетов переговоры немедленно возобновятся»^[131].

Вновь редакция газеты «Дрошак» вынуждена была в тот же день послать опровержение во «Франкфуртер Цайтунг» и «Тайме». «Тайме» не откликнулась на опровержение, а «Франкфуртер Цайтунг» напечатала его в вечернем выпуске от 12 мая в разделе «Турция». В опровержении подчеркивалась ложность факта якобы имеющих место армяно-турецких переговоров. В документе говорится: «Редакция «Дрошак» уполномочена сделать официальное и категорическое заявление и опровергнуть исходящие от «Корреспонденц бюро» ложные сведения от 10 мая, согласно которым делегаты армянского комитета Женевы выехали в Константинополь для переговоров с турецким правительством. Эти коварные уловки Йылдыза, который делает отчаянные попытки выправить положение буквально перед началом Международной мирной конференции в Гааге и ввести в заблуждение мировую общественность Европы»^[132]. Через четыре дня константинопольское агентство «Корреспонденц Бюро» вынуждено было новой телеграммой от 16 мая признаться в том, что «переговоры имели отрицательные результаты» и что султан собирается послать в Европу для возобновления отношений с комитетами Джеляледдин-пашу. В телеграмме подчеркивалось также, что султан сообщил армянскому патриарху о своих намерениях по поводу улучшения положения армян.^[133]

Приводимые факты свидетельствуют о том, что султан был очень заинтересован в переговорах. Ему было крайне необходимо выиграть время и для этого он прибегал к разного рода фальсификациям, стараясь во что бы то ни стало убедить Европу в положительном исходе переговоров.

Политика «борьбы» – проблема довольно сложная. Армянская освободительная мысль после долгих и мучительных поисков пришла к убеждению, что свобода завоевывается борьбой и кровью. Однако сама борьба не должна была стать самоцелью. Любая длительная национальная борьба имеет свои стадии прилива и отлива, этапы наступлений и отступлений.

Армянское освободительное движение вступило в стадию вооруженной борьбы в 1890 году.

М. Варандян, обобщая результаты борьбы, направленной против турецкого правительства и охватывающей предшествующие переговорам годы, пишет: «Что дала нам 6 – 7-и летняя упорная и беспощадная война между армянскими революционерами и султанским правительством? Мы были побеждены. Но и враг не оказался победителем. Политику варварского угнетения он сменил на тактику переговоров, переговоров с революционерами..., невиданное доселе явление в жизни Османской деспотии»^[134].

В те годы армянское освободительное движение было обескровлено. Порта перешла к политике массового уничтожения армян. Правда, армянам удалось добиться внушительных успехов – армянский вопрос оказался в центре внимания великих держав. Но под предлогом армянского вопроса они начали интенсивно вмешиваться во внутренние дела Османской империи, предлагая проведение реформ, направленных на улучшение положения армянского народа. Султан был серьезно обеспокоен размахом освободительного движения. Однако армянские политические партии и их руководители должны были осознать, что именно в такой тревожной обстановке, под давлением страха, формировалась и получила свое завершение идея геноцида как единственного кардинального средства для решения армянского вопроса и присвоения армянской территории.

Редакция «Дрошак», признавая поражение освободительной борьбы, вместе с тем необоснованно выдвигала идею продолжения «борьбы»^[135].

Если даже Абдул Хамид в той сложной обстановке нуждался в выгрыше во времени, то армянскому освободительному движению этот выигрыш был еще более необходим.

Вышеупомянутый М. Варандян пишет: «Вовсе не из праздного любопытства согласились дашнакские деятели в Женеве оказать прием султанскому посланцу. Они отдавали себе отчет в том, что очень скоро, волей-неволей, мы вынуждены будем пойти на перемирие, так как армянское движение переживало кризис, и революционная организация находилась в незавидном положении»^[136].

Как видим, руководство партии Дашнакцутюн, редакция «Дрошак» придерживались в 1899 году того мнения, что армянское освободительное движение потерпело поражение, что необходима передышка, которая даст возможность залечить раны, передислоцировать силы и вооружиться.

По логике вещей и исходя из тяжелой ситуации, руководящие силы освободительной борьбы должны были «протянуть руку» Абдул Хамиду и согласиться с его условиями. В результате они также оказались бы в выигрыше во времени, что дало бы возможность найти новые решения как стратегического, так и тактического характера.

В конце концов «умеренная» политика Абдул Хамида в отношении армян была более приемлемой, чем политика уничтожения.

Детальное изучение исторической ситуации привело нас к убеждению, что в «перемирии» и «выигрыше во времени» нуждались обе стороны, но армянскому освободительному движению эта передышка была более необходима.

В этих сложных условиях Абдул Хамид проявил дипломатическую гибкость, пойдя на переговоры со своими врагами, против которых он боролся не на жизнь, а на смерть^[137]. В отличие от Абдул Хамида армянские политические партии оказались близорукими и неспособными к быстрой ориентации, незнакомыми с искусством дипломатии. Армянские политические партии проявили тактическую негибкость мышления и не смогли извлечь, пусть даже очень малые, выгоды, которые сулило им предложенное Абдул Хамидом относительное «перемирие». И если это «перемирие» могло иметь значение для армянского освободительного движения, то в условиях быстрой изменчивости международных отношений и усиливающихся разногласий между европейскими державами для Порты оно не могло играть важной роли.

Изучение материалов, касающихся переговоров Абдул Хамида с армянскими политическими партиями, привело нас к следующим выводам.

1.Факт переговоров необходимо расценивать как публичное признание того, что армянское национально-освободительное движение представляло в политической жизни Османской империи мощную военно-политическую силу, в борьбе с которой невозможно было ограничиваться уже старыми методами и приемами.

2.Абдул Хамид в течение 1896 – 1899 гг. пытался вести переговоры со всеми армянскими политическими партиями. Однако предварительное согласие на переговоры дали лишь партия Дашнакцутюн и партия Реорганизованных гнчакистов.

3.Абдул Хамид надеялся на то, что переговоры дадут ему возможность воспрепятствовать европейским державам вмешиваться во внутренние дела Порты, отказаться от претворения в жизнь майских реформ, ликвидировать переживающее мощный подъем армянское национально-освободительное движение. Он желал достичь победы в деле разрешения этих важных проблем ложными обещаниями и обманом. Решение Порты о переговорах с армянскими политическими партиями было по сути дела дипломатическим маневром с целью выиграть время.

Нам кажется, что позицию армянских политических партий, противопоставивших абдулхамидовской политике выигрыша во времени продолжение борьбы, нельзя считать оправданной. Если в столь сложной обстановке Абдул Хамид нуждался в передышке, то обескровленной и выдыхающейся армянской освободительной борьбе эта передышка была более необходима. Она могла бы дать возможность и время, чтобы залечить раны и набраться сил для грядущих боев.

4. Армянские политические партии были уверены в лживости обещаний Абдул Хамида, поэтому прежде чем перейти к переговорам, выдвинули ряд предварительных предложений, выполнение которых должно было послужить залогом искренности будущих переговоров. Абдул Хамид не согласился ни с одним из выдвинутых армянскими политическими партиями условий, в результате чего трехлетние переговоры окончились безрезультатно^[138].

В этом смысле позиция армянских политических партий, обвиняющих Абдул Хамида в неискренности, была вполне обоснованной.

5. Стремление Абдул Хамида достичь определенной договоренности с армянскими политическими партиями было продиктовано крайне важными для него соображениями, а именно: пресечь возможные попытки союза между этими партиями и собственно турецкими оппозиционными силами в лице младотурок, что и имело место несколько лет спустя.